Вообще-то я со своим максимально независимым видом неслась в противоположную сторону, то есть в сторону дома. Но ведь каждому понятно: визит в детский сад – это уже все, это Дело Дня.

Маша Суворова-Гинзбург. Завтра твоя новая, измененная личность сделает Очень Решительное Дело.

А завтра – суббота-воскресенье, ха-ха-ха.

Понедельник

Тайна, любовь, деньги, а больше ничего особенного – вот оно, мое Очень Решительное Дело.

***

Любовное томление, восхищение, робость – все это я испытывала в приемной. Сидела на диване, смотрела в окно на тополь и испытывала любовное томление, восхищение и робость, и еще у меня болел живот, от страха.

– Игорь Юрьевич просил подождать, – сказала секретарь. – Кофе?

– Кофе? Спасибо, нет, а впрочем, спасибо, да.

Если бы Игорь Юрьевич знал, что у меня проблемы с его эрекцией или эякуляцией, он бы удивился.

То есть, возможно, у него и есть проблемы, но откуда мне о них знать? Он – не мой любовник. Он – мой издатель.

Зачем я наврала психологу? Это другой вопрос. Наверное, какие-нибудь мои комплексы, а что же еще?

Я сидела в приемной и смотрела в окно. За окном были дождь и тополь. Любовное томление, восхищение, робость – все это я испытывала на этом диване уже минут двадцать.

Игорь Юрьевич не знает, что у него проблемы с эрекцией или эякуляцией. Игорь Юрьевич не знает даже, что он мой издатель.

Не то чтобы я рассчитываю прославиться на всю страну текстом про посудомоечную машину – у меня есть кое-что другое…

Мы с Игорем Юрьевичем – друзья юности, вместе учились у моего папы, и у нас был роман.

На первом курсе я хотела поехать в Болгарию. Это были еще советские времена, и нужно было прийти на комиссию и ответить на вопросы о компартиях и съездах.

Игорь – он был комсомольский секретарь нашего курса – подошел ко мне и сказал, что поможет мне подготовиться и правильно ответить на вопросы. Пригласил меня к себе в гости. Сказал: «Приходи ко мне домой, Мымрик, обсудим компартии». Мымрик – так меня звали на первом курсе, и на втором, и… Это просто такое прозвище.

Я была Игорю очень благодарна – у меня всегда были проблемы с компартиями. Не идеологические, а просто я все путала.

Ну, что там было, у него дома, понятно. Теперь в это невозможно поверить, но, когда он начал ко мне приставать, я так растерялась, что подумала: наверное, это тоже входит в подготовку к заграничной поездке. Я была не просто невинная девушка, а невинная дура, чемпионка среди всех невинных дур.

Я перестала считать, что у нас роман, только через полгода – за эти полгода Игорь ни разу ко мне не подошел. Да, в Болгарию я не поехала – пыталась убедить комиссию, что секретаря компартии Болгарии зовут Чижик Пыжков. Не знаю, что я имела в виду.

В конце пятого курса у нас с Игорем опять начался роман, и он пришел к папе просить моей руки. Папа сказал мне, что не отдал бы Игорю даже мою ногу, потому что Игорь – комсомолец. «Но у нас все комсомольцы», – возразила я. «Но не все секретари. Мы с секретарями в интимную связь не вступаем», – брезгливо сказал папа. «Но я…» – сказала я. «Решай сама», – сухо сказал папа и ушел в кабинет. Нет ничего хуже, чем когда человеку сухо, со специальным выражением лица говорят «решай сама» и сразу же – раз, и в кабинет…

Маме Игорь тоже не нравился. Она сказала, что он «беспородный». Мама была из дворянского рода, и это обычное дворянское дело – внимательно рассматривать, кто какой породы.