«Ну, ладно, сейчас мы ей покажем, что уже не маленькие и что нас ничем не запугаешь!»

И мальчик, небрежно засунув руки в карманы шортов, пристроился рядом с сестрой.

Однако даже при дневном свете ему стало не по себе, когда они углубились в могильное царство. Могил было много — насколько хватало глаз, до самого горизонта тянулись железные оградки, повсюду высились разнокалиберные надгробия и кресты. И с каждой фотографии на мальчика глядели те, кто лежал под землей: мужчины и женщины, старики и малые дети. Все они были красивые и нарядные, так что страшно было подумать о том, что с ними могло стать после долгого пребывания в сгнившем гробу. Они глядели на мальчика, как живые: кто — с немой укоризной (мол, ты-то жив, а вот нам пришлось освободить для тебя место на белом свете), кто — с всепрощающей улыбкой («Что ж поделаешь, не ты же виноват в нашей смерти!»), а кто — с нескрываемым злорадством («Ничего-ничего, придет когда-нибудь и твой черед присоединиться к нам!»).

— Ал, — тихо окликнул мальчик сестру, стараясь не смотреть больше на фотографии, — а бывают такие люди, которые не могут умереть?

Сестра покосилась на него, закусив губу, с таким видом, словно у нее опять болел зуб.

— Нет, — наконец проронила она. — Никому на свете не дано жить вечно.

— Да? — скептически скривился мальчик. — А ты откуда знаешь?

— Дурачок ты, — устало сказала Алка, поправляя платок, — Так установил Господь Бог, понятно?

— А зачем? — опять спросил мальчик.

Спрашивал он не потому, что ему это было в самом деле интересно. Просто не хотелось слушать жуткую тишину вокруг, нарушаемую лишь карканьем ворон.

— Чтоб каждый знал, что надо с толком использовать свою жизнь, а не растрачивать на всякие глупости, — сказала Алка, глядя прямо перед собой.

— А почему одни люди живут долго-долго, а другие — мало? Это тоже Бог установил?

— У каждого своя судьба, — уклончиво ответила сестра. — Одни умирают, другие погибают...

— А почему Бог не хочет, чтобы люди жили долго-долго? Если он все может, то что ему стоит сделать так, чтобы никто не умирал?

— Этого никто не знает, — сказала Алка. — И вообще, ты не вовремя затеял этот допрос. Ты еще многого не знаешь, малыш. Вот пойдешь учиться — и тогда все узнаешь.

Хотя слово «малыш» прозвучало ласково, но мальчику оно не понравилось.

Насупившись, он пробормотал:

— «Бог, Бог»... А по телевизору говорят, что никакого бога на свете нет и что в него верят только неграмотные и темные люди, поняла?

Против его ожиданий, Алка не возмутилась и не стала на него орать, как обычно.

Она лишь грустно покачала головой (совсем как мама!) и свернула куда-то вбок, с трудом пробираясь по тесному проходу между железными оградами, обильно заросшему травой и сорняками.

— Ты куда? — спросил ее в спину мальчик, но не получил ответа.

Они долго шли по лабиринту между могилами, и мальчику уже стало казаться, что вот-вот они выйдут обратно к той калитке, через которую вошли на кладбище, и отправятся домой, но тут сестра вдруг резко затормозила — так резко, что он врезался лбом в ее спину.

— Ну вот мы и пришли, — не поворачивая головы, произнесла еле слышно Алка, а потом вдруг рухнула на колени и истошно заголосила что-то неразборчивое.

— Что с тобой, Ал? — перепугался мальчик. — Тебе что — плохо?

Не переставая причитать и лить слезы, сестра смотрела куда-то вперед.

Обогнув ее, мальчик сделал несколько шагов и замер.

Там была некрашеная, уже успевшая местами поржаветь оградка, за которой возвышался холмик дерна, скудно украшенный несколькими засохшими венками с траурными лентами и жалкими букетиками искусственных цветов.