Гергович выпрямился, стоя под дождем.

— Внезапный разрыв нервов, — пробормотал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — С попыткой придать этому вид сердечной аритмии. — По служившим ему главным рабочим инструментом мед-очкам вереницей пробегали считываемые данные, мелькая за линзами, словно светляки. По частично затененному лицу медэксперта плясали мерцающие пастельные радуги. Лишь когда он отключил внутренние сигнальные огоньки, Карденас разглядел сквозь сверкающие сенсорами максимально прозрачные линзы глаза коллеги. — По крайней мере, все произошло быстро.

Он без особого энтузиазма хлестанул по мобильному рекламу и промазал.

Протянувшаяся от Санхуаны до Масматамороса развернутая макиладора производств и сборочных заводов Полосы Монтесумы представляла собой огромный концентрат промышленности, торговли, сборки, передовой технологии и пороков западного полушария. Бедные иммигранты с юга столкнулись тут с деньгами на развитие с севера и инфольктехом отовсюду. В результате образовалась небольшая популяция очень богатых людей, живущих рядом и господствующих над людьми, надеющимися на лучшее, но зачастую очень бедными. Если ты не смог добиться успеха на Полосе, говорили в душевниках Буэнос-Айреса, Баррераса и Лимы, то нигде не сможешь преуспеть. Работа не гарантировалась. Те, кому не удалось преуспеть, превращались в мрачных, потом в отчаявшихся и, наконец, в хищных, которых так и называли — фералами. Когда кругом плавало столько блестящего, манящего кредита, отчаявшемуся иммигранту было чересчур легко покатиться по наклонной. Если ты не мог произвести что бы то ни было, ты крал это и продавал.

Именно так и произошло с пользующимися наибольшим спросом органами этого бедолаги. Кто-то всегда нуждался в настоящей почке, а кто-то другой — в переливании незагрязненной крови. Продаваемая на черном рынке кровь была легко перевозимым товаром. Не вызывала трудностей и транспортировка глаз и жизнеспособных яичек. Карденас знал это лучше многих других. Его несообразно голубые глаза достались ему от донора. Вполне законным путем, их забиохирили ему в глазницы после того, как сбунговали его собственные окуляры… Но это дело давнее, древняя история, чиповая пена. В данный момент ему требовалось идентифицировать мертвого парня.

Присутствие федералов и бригады экспертов на этой сырой глухой улице не собрало никакой толпы. В торговой зоне инурба Кецаль никто не прогуливался под дождем. Карденаса и его коллег это вполне устраивало. Они не любили зрителей. Безлюдье предоставляло им возможность делать свое дело без помех в виде богатого ассортимента чужих глупостей. И что еще лучше — сюда пока не нагрянули СМИ. Как хорошо знал старший полицейский инспектор, вит-репортеры с места событий не любили дождя. Он здорово портил им прическу и макияж.

Несмотря на недостающие части тела, в трупе не было ничего достопримечательного. Он был одним из многих регулярно находимых на улицах, неделю за неделей, месяц за месяцем, словно выброшенных с «американских горок» жизни по капризу какого-то лопнувшего ремня безопасности. Субъекты, лежащие растерзанными и разломанными, как этот неопознанный труп, у его ног, были скорее правилом, чем исключением. В буйных, бурных, бурлящих глубинах Полосы ничто не пропадало зазря. Об этом заботились уличные падальщики и пожиратели тины.

Эллен Ватубуа склонилась над трупом. Быстро просканировав тело и найдя что искала, она терпеливо копалась около оголенного левого предплечья. Там, среди порванных волокон мускулов и голубых капилляров, непосредственно под кожей находился миниатюрный фрагмент нерастворимого в кислотных средах пластика с впечатанной в него информацией.