Он пришел в гости к Жене, в этот вот дом возле арен Лютеции, и они вспоминали все-все – и Берлин, и поездку на такси, и ту встречу в пустой вилле во время войны. Оказалось, что он помнит даже, какое на ней было в тот день платье. После его смерти Женя написала о нем воспоминания для газеты «Русская мысль», и господин Каннак дал мне все ее черновики. Я уже видел прежде эти заметки, так что в черновиках стал читать только те фразы, что были зачеркнуты. Женя писала, что руки у нее дрожали, когда они стали заворачивать в бумагу радиоприемник… «Ведь я была в него по уши…» – написала она, но потом, не закончив фразу, перечеркнула ее: зачем это газете? Кому нужно знать об этом?
Бедный Володя, бедная Женя, бедные пятнадцать тысяч ревущих в восторге зрителей – где они все нынче? Остались лишь могучие арены, вечный город Париж, набоковские романы да недописанная фраза, перечеркнутая рукой влюбленной женщины.
Вечерняя прогулка по длинной-длинной улице
Эту свою левобережную Лютецию на склоне горы древние римляне, не мудрствуя лукаво, строили по образцу других древнеримских городов: вдоль перпендикулярных друг другу осей – «кардо» и «декумано». Ось «кардо» проходила в Лютеции с севера на юг. С большей или меньшей точностью можно предположить, что эта ось соответствовала тогдашней виа Сюперьор (Верхней улице) и шла по еще более древней дороге, по которой паризии в доримские времена ездили в свой древний Генабаум (нынешний Орлеан). Ей, вероятно, и соответствует нынешняя длинная-длинная рю Сен-Жак (улица Святого Иакова).
Конечно, когда мысленно углубляешься в столь почтенную старину, трудно ждать, чтобы нынешняя улица оказала нам сколько-нибудь существенную поддержку для воссоздания картин прошлого. Все нынче на этой улице не то и не так. Те, кому довелось бывать в Иерусалиме, в Риме или даже в нетронутости лежавшей под пеплом Помпее, привыкли к такого рода разочарованиям. Что до меня, то я за последние двадцать лет странствий больше всего был, помнится, растроган древними храмами Пестума в Южной Италии: на закате, поздно вечером, я добрался туда один и увидел древние храмы на пустынном берегу моря среди цветов – могучие и прекрасные храмы, берег, безбрежное, золоченое, закатное море… В прочих местах были толпы туристов или без труда различимый «культурный слой», скрывший от наших глаз и дома, и пейзажи, и сцены, которыми одарили нас любимые книги и многолетние сны. Конечно, всякие руины имеют очарование, но на былой виа Сюперьор, как мы условно назовем нынешнюю рю Сен-Жак, не будет даже и древнеримских руин. И все же я предложил старому московскому приятелю прогуляться по этой улице в первый же его свободный парижский вечер, благо улица проходила в двух шагах от его отеля (честно сказать, это я и подбил его поселиться в сердце старого, левобережного Парижа, а не поблизости от Трокадеро и Триумфальной арки, где селятся ныне русские туристы побогаче, или близ площади Клиши или Монмартра, где селят туристов победнее).
Так вот, теплым осенним вечером мы вышли с приятелем на рю Сен-Жак у самого ее начала, у набережной Сены. Сперва, извинившись за менторский тон, мне все же пришлось объяснить приятелю, при чем тут Сен-Жак, то бишь святой Иаков: посвященная ему церковь, от которой осталась лишь великолепная колокольня – башня Сен-Жак, – стояла на правом берегу Сены, за островом Сите. Мимо нее и проходил путь на северо-запад Испании к одной из главных христианских святынь Средневековья – к монастырю и собору Сантьяго-де-Компостела (Сен-Жак-де-Компостель), где хранились реликвии святого Иакова, покровителя Испании. Великий путь Средневековья, на котором возникали монастыри, города, промыслы, гостиницы, больницы… Вот по этой-то дороге мы и двинулись с приятелем к южным пределам Парижа, и я ему напомнил, что раньше улица эта шла вдоль канала, по которому вода поступала к термам. |