Уходят.

Вошел писарь с мешком. Вываливает все содержимое на пол. На полу сломанное ружье, ржавая, без ножен, сабля, пустой стакан от снаряда, пустые обоймы.

Офицер. И это все?

Писарь. Все, ваше благородие. Оружие... конечно... боевого смысла не имеет. Разве вот... сабля...

Офицер. Выкинь, дурак, на помойку и позови ко мне остальных командиров! (Помолчал. Вдруг стукнул кулаком по столу.) Ничего! Дело будет!

Занавес

СЦЕНА ВТОРАЯ

Угол возле двери внутри церкви. Решетчатое окно. На стене намалеваны бесы, которые волокут в пекло упирающегося грешника. Мужик спит. Старуха зажигает свечные огарки. Прохожий нетерпеливо ходит взад-вперед. То он заглядывает в окно, то голову задирает кверху. Наконец он берет аналой, подтаскивает его к окошку и примеряет то одним, то другим боком.

Старуха. И что ты, неспокойный человек, ходишь, толчешься? Ну зачем ты аналой с места на место воротишь?

Прохожий. К свечам поближе, бабуся. Я сейчас двенадцать апостолов читать буду.

Старуха. И то - читай! Глядишь, ночь пройдет быстро.

Прохожий (смотрит в окно). Уже проходит. Заря близко. (Подошел и осматривает наружную дверь. Подумал и осторожно задвинул засов.)

Старуха (с тревогой). Ты почто, человек, засовом торкаешь? Солдат услышит - рассердится.

Прохожий. Молиться буду, бабуся. Не люблю, чтобы во время святыя молитвы лишний народ толкался. (Прислушался и громко вопит.) Помилуй мя, господи, и во благости своей прости мне прегрешения!

Удар приклада в дверь и снаружи голос.

Голос. Эй, там! Я вот во благости своей пущу пулю, тогда замолкнешь.

Старуха (сердито). Ты, прохожий, молись тихо. Ты скромно молись. А то, как бык, рявкаешь. Пустой ты, я на тебя посмотрю, человек. Так... все зря суетишься. (Смотрит на то, как прохожий вынул из сумки длинную веревку и старательно завязывает петлю.) Ну почто ты, скажи, из мешка веревку вытягнул? Здесь не лабаз, не чердак, а церьква. Место тихое. Ой, смотри, если ты что плохое задумал! На том свете взыщется. (Показывает на стену.) Глянь-ка, как они, черти, грешника в пекло тягнут. Иной черт за руки тягнет, иной за волосья. А он, видишь, не идет... упирается.

Прохожий. Бабуся!

Старуха. Ну!

Прохожий. Сделай божескую милость! Да помолчи хоть немного! Здесь не базар, а церьква. Место тихое. А ты тарахтишь, как сорока (показывает на мужика), вон человеку спать мешаешь. (Взял веревку и ушел куда-то в глубь церкви.)

Старуха (дергает сонного мужика). Василий, а Василий!

Мужик (сквозь сон). Ну!

Старуха. Пойди, Василий, глянь на прохожего.

Мужик. А что на него глядеть? Не картина.

Старуха. А он, Василий, не в себе, что ли? Все ходит, ходит, а сам этак руками... руками. Вот теперь веревку из мешка вытягнул, петлю завязал и ушел. Как бы думаю, греха не было: еще возьмет да в храме и удавится.

Мужик (равнодушно). Пусть давится. Все равно хорошего житья нету. (Трогает себя за плечо.) Эк офицер меня нагайкой срезал! (Опускает голову.) Спи, баба! Заря близко. (Лег.)

Старуха (встала и подошла к окошку). И то светает! (Смотрит.) Батюшки, а солдаты-то, солдаты! Коней ведут... седлают... запрягают!.. Унеси ты, господи, эту нечистую силу! (Отошла. Стала на колени и молится.)

Издалека слышно ржание коней, негромкие голоса. Молится старуха, наклоняя лоб до пола, а в это время сверху на веревке тихо опускается к полу пулемет. Стукнул пулемет об пол - глянула бабка, ахнула, кинулась к мужику и будит его. Быстро с наганом в левой руке и с двумя коробками лент в правой входит прохожий.

Прохожий. Отползите в угол! Ну, дальше... - дальше... Сидеть смирно! (Отцепил пулемет, поднимает его и ставит на аналой к подоконнику. Навел, прицелился.)

Старуха (тихо). Василий! Да что же это такое?

Мужик. Сошествие пресвятого пулемета с небес на землю. Терпи, баба, сейчас стрельба будет.