Тихон бежит быстрее состава, он сокращает расстояние до заветных ступенек. Крупные камни насыпи больно ударяют в ступни, гарь из труб тепловоза вонючими комьями шибает в лицо, зажатый в руках чемодан бьется в грудь.

Он надрывается, но нагоняет вагон! Вот между ним и Ниной лишь несколько метров. Последний рывок – он напротив двери! Тихон протягивает ей чемодан, рука хватается за поручень, нога встает на нижнюю ступеньку. Все! Успел!

И вдруг Нина, ойкнув, валится на него. За ее спиной мелькает злорадная улыбка проводника. Тихон и Нина скатываются по острым закопченным камням. Стальные колеса отстукивают, как спаренные молоты по наковальне, дробную мелодию. Тяжелый поезд будто прокатывается сверху. Удары совсем близко, каждый отдается в голове звонким молотком.

Василий Николаевич с трудом разлепил веки. Холод наступающей ночи и кусачие комары разом вернули его из дремы. Поезд! – сверкнуло в голове. Он резко встал с привокзальной скамьи и выкрикнул:

– Чего сидишь, бестолковая? – В груди кольнуло, голос сорвался и перешел в недовольный хрип: – По-езд!

– Так я же тебя бужу! – Старушка одной рукой подхватила сумку, другой поддержала мужа: – Пойдем, Вася.

– Иду, – хрипел недовольный старик. – Вагон какой?

– Одиннадцатый.

– Сам знаю! – грубо огорошил Василий Николаевич.

Елизавета Кондратьевна промолчала. За долгие годы она успела усвоить: когда мужу плохо, он волнуется и кипятится больше обычного. Надо стерпеть.

На перрон, устало постукивая колесами, выкатывалась зеленая вереница вагонов с тусклым светом в окнах. Колесные тележки звучно вжикнули, кулаки сцепок звякнули, ткнувшись друг в друга, поезд сжался и остановился.

– Вот наш вагон, – старик семенил к раскрытой двери, где грозно возвышался проводник. – Лиз, доставай билеты.

– Чего? – проводник ковырнул ногтем меж зубами, посмотрел на палец и звучно сплюнул.

– У нас билеты в ваш вагон.

– Какие, к чертям, билеты! Мест нет, все занято! Вали отсюда, – повышая голос, гудел проводник.

Снизу старику казалось, что пухлые щеки проводника торчат сразу над большим животом.

– Вот, посмотрите! – Василий Николаевич тыкал пальцем в розовые полоски билетов.

– Ничего не знаю! Мест нет, иди разбирайся в кассу. Что они там, с ума посходили? Иди, иди!

Проводник повернулся, намереваясь прикрыть дверь. За спиной в тамбуре курил пассажир в костюме.

– Вы бы хоть в вагон их пустили, – прищурившись, сказал пассажир. – Люди пожилые.

– Еще мне указывать! Раскурились тут, – умерил пыл проводник, оценивая солидный вид пассажира. Обернулся, посмотрел на кольчугу из медалей на груди старика и протянул руку: – Чего там у тебя?

Василий Николаевич с готовностью подал билеты.

– Им бумажку напечатать, – пара пустяков. Бумажка не диван, на ней не выспишься! Мой вагон вписали. Он что, безразмерный? – бурчал проводник, разглядывая билеты. – Проходите, но предупреждаю, мест нет! Будете всю дорогу в коридоре куковать!

Елизавета Кондратьевна, пугливо рассыпаясь в благодарностях, полезла в вагон. Василий Николаевич с выхваченной у жены сумкой поднимался тяжело. Плюхнувшись на откидное сиденье в узком коридоре, он дрожащей рукой вынул две таблетки и положил под язык. Седая голова с закрытыми глазами запрокинулась на стенку тронувшегося вагона.

– Надо было в плацкартный брать, – тихо говорила старушка.