И всему этому она стремилась научить свою дочь.

Что до Генри Уиттакера, в обучении классическим предметам помощи от него ждать было нечего, но он одобрял попытки Беатрикс дать Альме образование. Для Генри, умного, но необразованного ботаника, древнегреческий и латынь всегда были двумя железными столпами, закрывающими вход в мир знаний, и он не хотел, чтобы его дочь столкнулась с теми же препятствиями. Он вообще не хотел, чтобы его дочь столкнулась с препятствиями — любыми.

Чему же научил Альму Генри? Собственно, ничему. Точнее, напрямую он ничему ее не научил. Ему не хватало терпения, чтобы давать уроки, и он не любил, когда дети осаждали его расспросами. Но Альма много чему научилась у отца опосредованно. Во-первых, она научилась ему не досаждать, и это был самый важный урок. Ведь стоило ей вызвать раздражение отца, как ее тут же выставляли из комнаты, и уже с появлением первых проблесков сознания она усвоила, что Генри нельзя сердить и провоцировать. Для Альмы это оказалось непросто, ведь ради этого ей пришлось затоптать все свои природные инстинкты (призывавшие ее сердить и провоцировать, сердить и провоцировать!). Впрочем, она узнала, что отец иногда не прочь услышать от дочери серьезный, интересный и внятный вопрос — при условии, что она не станет прерывать его ответ или (что было гораздо сложнее) ход его мыслей. Порой ее вопросы, кажется, даже его забавляли, хоть она и не всегда могла понять причину, — скажем, однажды она полюбопытствовала, с чего это боров так долго взбирается на спину леди хрюшки, когда у быка с коровами это выходит вмиг. Услышав этот вопрос, Генри расхохотался. Альма не любила, когда над ней смеялись. И поняла, что такие вопросы никогда не стоит задавать дважды.

Еще Альма поняла, что отец может сорваться на рабочих, гостей, жену и дочь, даже на лошадей, но в присутствии растений терпение его не покидало. С растениями он был добр и великодушен. По этой причине Альме иногда хотелось стать растением. Вслух об этом желании она никогда не говорила, ведь все бы подумали, что она дурочка, а от Генри она узнала, что нельзя выставлять себя дурочкой никогда в жизни. «Мир — сборище дураков, которые только и ждут, чтобы их облапошили», — часто говаривал он, и дочь его четко усвоила, что между идиотами и умными людьми лежит огромная пропасть и всегда стоит приземляться на стороне умных. К примеру, желать того, чего у тебя никогда не будет, не умно.

От Генри Альма узнала, что в мире есть далекие края, куда люди уезжают и никогда не возвращаются, но ее отец был в этих краях и вернулся. (Ей нравилось думать, что он вернулся ради нее, чтобы быть ее папой, хотя вслух она подобное предположение высказать так и не осмелилась.) Она узнала, что Генри смог объехать весь мир и выжить, потому что был храбрым. И что он хочет, чтобы она тоже была храброй, даже в самых тревожных ситуациях — например, когда гремит гром или за ней гонятся гуси, река Скулкилл разливается или она видит обезьяну с цепью на шее, которая ездит в тележке жестянщика. Генри не разрешал Альме бояться таких вещей. А прежде чем она толком поняла, что такое смерть, запретил ей бояться и смерти.

«Люди каждый день умирают, — сказал он ей. — Но шанс, что это окажешься ты, — восемь тысяч против одного».

Она узнала, что бывают недели — в особенности дождливые недели, когда тело ее отца причиняет ему боль, которую не должен терпеть ни один христианин. Из-за плохо зажившего перелома одна нога мучила его беспрерывно; он страдал приступами лихорадки, которой заболел в тех далеких и опасных краях на другом конце света. Порой Генри по полмесяца не поднимался с постели. Альма знала, что в это время его ни в коем случае нельзя беспокоить. Даже письма следует приносить, ступая тихо. Из-за болезни Генри не мог больше никуда ездить и потому стал приглашать весь мир к себе.