— Вы и на это знаете ответ?

— Знаю, что приехали по одной из двух причин или по двум причинам сразу.

— Да?

— Первая: хотели узнать, насколько мы близки к разгадке. Правильно?

— Естественно, я тоже не лишена любопытства, — призналась она.

— В этой части я вас удовлетворю. Я знаю разгадку.

Она остановилась на тропинке лицом ко мне, ее глаза светились в густых сумерках. Она положила руку мне на плечо: я был ниже ростом. Другая ее рука лежала в кармане манто. Она приблизила ко мне лицо и заговорила медленно и очень внятно:

— Скажите мне чистосердечно. Без уверток. Я не хочу причинять зло без нужды. Подождите, подождите — подумайте, перед тем как говорить, — и поверьте мне, для уверток, блефа и лжи сейчас не время. Так скажите правду: вы знаете разгадку?

— Да.

Она слегка улыбнулась, сняла руку с моего плеча и сказала:

— Тогда продолжать это фехтование не имеет смысла.

Я бросился на нее. Если бы она стреляла из кармана, она могла бы меня застрелить. Но она попыталась вытащить пистолет. Я успел схватить ее за руку. Пуля ушла в землю между нашими ногами. Ногти ее свободной руки сняли три красных ленты с моей щеки. Я уткнулся головой ей в шею, подставил бедро раньше, чем она ударила коленом, сильно прижал ее к себе и руку с пистолетом завернул ей за спину. Когда мы падали, она выронила пистолет. Я оказался сверху. И продолжал занимать эту позицию, пока не нащупал пистолет. Едва я поднялся, подбежал Макман.

— Все в порядке, пьяных нет, — сказал я ему, не вполне владея голосом.

— Пришлось стрелять? — спросил он, глядя на неподвижно лежавшую женщину.

— Нет, цела. Посмотри, чтобы шофер не рыпался.

Макман ушел. Арония села, подобрала ноги и потерла запястье. Я сказал:

— Вот и вторая цель вашего приезда; хотя я думал, что это предназначалось для миссис Коллинсон.

Арония поднялась молча. Я ей помогать не стал — она почувствовала бы, как у меня дрожат руки.

— Раз мы зашли так далеко, не вредно и даже полезно будет поговорить.

— Пользы теперь ни от чего не будет. — Она поправила шляпу. — Вы сказали, что все знаете. Тогда хитрости бесполезны, а помочь могли только хитрости. — Она поежилась. — Ну, что теперь?

— Теперь ничего, только постарайтесь помнить, что время отчаянных действий прошло. Такого рода истории делятся на три части: поимка, осуждение и наказание. Согласимся, что по поводу первого делать уже нечего, а… каковы калифорнийские суды и тюрьмы, вы сами знаете.

— Почему вы мне это говорите?

— Потому что не люблю, когда в меня стреляют, потому что, когда работа сделана, не люблю, чтобы болтались свободные концы. Я не стремлюсь к тому, чтобы вас осудили за участие в афере, но вы мешаете — суетесь и мутите воду. Отправляйтесь домой и сидите смирно.

Мы оба не произнесли ни слова, покуда не вернулись к ее лимузину.

Тут она повернулась, протянула мне руку и сказала:

— Я думаю… не знаю, но мне кажется, что теперь я вам обязана еще больше.

Я ничего не ответил и не подал руки. А она, может быть, потому, что рука все равно была протянута, спросила:

— Вы вернете мне пистолет?

— Нет.

— Тогда передадите миссис Коллинсон привет и сожаления, что я не смогла с ней увидеться?

— Да.

Она сказала: «До свидания», — и села в машину; я снял шляпу, и она уехала.

22. Признания

Парадную дверь мне открыл Мики Лайнен.