Кнут, не раздумывая, занес секиру.

— Стой, не надо! — удерживая за пасть визжащего волка, Северянин повернулся к матери. — «Я убью их всех. Ты это знаешь. Я сильнее вас».

Волк вырывался изо всех сил. Изогнувшись, он ухитрился оцарапать Дага задними лапами. Он разевал пасть и несколько раз поранил Дагу ладонь, но клыками дотянуться не сумел. Он был чертовски тяжелый и ловкий, Северянина мотало из стороны в сторону. Но и зверь слабел, жизнь потихоньку вытекала из него.

«Отпусти его, — проворчала волчица. — Уходите все трое, отпусти его».

«Нет, теперь не отпущу, ты обманула меня», — Северянин ощутил нарастающий гнев. Левая рука, совсем недавно непослушная и слабая, готовилась поймать в полете еще одного волка. Вместе с гневом в Дага вползало что — то еще, с каждым мигом обволакивая его все сильнее изнутри. У парня не отрастали уши и шерсть, но неожиданно он с острой неприязнью ощутил вонь, исходящую от людей. Он удивился, насколько противно и грязно разило от обоих, и удивился, как он прежде мог не замечать, и спал и ел с этими чудовищами, от которых следовало держаться подальше…

Этот зверь был матерым, шерсть в шрамах, подпалинах, и весил раза в полтора больше предыдущего. И напал хитро, словно привык к человеческой изворотливости. Не на горло кинулся, а вниз, в подбрюшье, как это делал столько раз, догоняя ослабевшую лошадь или олениху.

Стертые клыки клацнули впустую. Если признать правду, Старый напал неохотно. Мать приказала, он полез, хотя сам никогда бы не решился. Оттого и Старый, что предпочитал отсидеться в засаде, не кидался на рожон, даже когда посылали волхвы. Кругами ходил, сутками в снегу ждал, но на верную смерть не кидался, чуял ее издалека.

И здесь смерть ждала его, хотя ничего опасного в вонючем сосунке с железом он не чуял. Он чуял метку, но людей с меткой он помнил, хотя давно не встречал. Люди с меткой были чрезвычайно опасны, но никогда не объявляли войну волкам. Век волка короток, но он смутно помнил, как люди с метками приносили своих детенышей под бок к Матерям, чтобы детеныши привыкали жить на две стороны. Матерям это не слишком нравилось, но ослушаться они не могли: старики с метками и без всякого железа умели сделать так, что разом погибал весь выводок, с ними приходилось жить в дружбе. За дружбу меченые хорошо платили. Старый даже сглотнул, вспомнив вкус жирных коров, которых привязывали в лесу… Но остановиться уже не мог.

Извернулся для второго броска и жалобно взвыл от страшной боли. Железные пальцы сомкнулись на его морде вырывая верхнюю губу вместе с ноздрями. Челюсть треснула, горлом хлынула кровь. Меченый пошатнулся, но устоял.

Северянин разжал обе ладони — два волка лежали мертвыми у его ног.

«Нет, нет, пусть уходят…»

Волчица не договорила. Вообще — то она ничего и не говорила. Как позже рассказывали друзьям уцелевшие дренги, Северянин и серая тварь долго пялились друг на друга, и оба урчали, а после сын ярла шагнул к волчице и погладил ее по голове. Погладил вроде ласково, но та затряслась и прижалась спиной к сырой земляной стенке.

«В тебе щенки, — углядел Даг. — Они еще очень маленькие, но могут погибнуть вместе с тобой. Обещаю, я убью тебя, если ты не пропустишь нас. Наверное, я тоже погибну, но тебя и твоих щенков убью».

Кнут плюхнулся на задницу, нашаривая выпавшее оружие. Адильс стоял столбом, открыв рот.

Неожиданно Даг понял, что вести переговоры на равных не стоит.