— Пора, — скомандовал Волкан, повторив команду ярла.

«Кабанье рыло» строилось просто. В первый ряд Пальнатоки поставил не двоих, а сразу четверых, настоящих великанов. Эти и без варева берсерков буквально лезли на копья противника. Второй ряд составляли уже шестеро, в третьем было восемь викингов, и так далее. Держались спаянно, окружив себя стеной щитов. Командиры со знаменами находились в самой глубине, их защищали лютые с прочными щитами, способными выдержать удар камня из метательного орудия.

Токи поступился принципами, или взял пример с саксов, и тоже построил своих в два «рыла». Во главе левого полка стояли ветераны Сигвальди и Буи, над правым развевались знамена с топорами Волкана и желтое знамя Торкиля. Чуть позади расположились прочие хевдинги, в последних рядах шли те, кто примкнул буквально по дороге и не присягал на верность братству. Подпрыгивая на цыпочках, Северянин разглядел шатры императорской свиты. В отличие от вождей Йомса, имперские властители вовсе не лезли в первые ряды. Вовсю загудели горны, собирая командиров в шатер Оттона. Очень скоро Даг различил знамя Токи, оно быстро перемещалось вдоль колонн пехоты в ту сторону, где сияли белые стяги с крестами.

Северянин дисциплинированно встал в строй, очень далеко от «рыла», хотя так не терпелось побежать в первые ряды, чтобы стать одним из тех, кто возьмет укрепления. Он уже понял, что война в составе армии, хотя и производит сильное впечатление, ему совсем не по вкусу. Какой толк получить двенадцать человек в подчинение, если вы не имеете права сделать лишний шаг?

День клонился к закату, а штурм все не начинали. Двигались вперед мелкими шажками. Рядом с пешим монолитом викингов катили десятки камнеметов и больших арбалетов. Их требовалось не только собрать, но и спрятать за временным укрытием. Поэтому следом ползли телеги с плетеными мокрыми корзинами, в которых будут застревать вражеские стрелы.

Внезапно Даг увидел кресты. Десятки крестов и хоругвей несли люди в белом, рассеянные в первых рядах германского войска. Что — то шевельнулось в груди у Северянина, когда среди седых голов священников он углядел… отца Поппо. Или это ему только показалось с большого расстояния? Неужели отчаянный епископ, едва избавившись от плена, снова полез в пасть к медведю?

Даг прислушался — они пели. Нестройное пение заглушалось бряцаньем металла, выкриками пьяных, ржанием коней. Но они пели свои церковные гимны, и простые солдаты не смеялись над ними. Не только не смеялись, но, как показалось Северянину, стремились находиться поближе к священным крестам. Чем ближе подбиралась пехота к укрепленным валам, тем громче и увереннее звучали латинские псалмы.

Когда Пальнатоки вернулся, викинги стали спорить, где же сам император. За ближайшими рядами германцев показались еще две конные колонны. Казалось, плотный строй всадников окружал группу нарядно одетых мужчин.

— Вон он, на белом коне!

— Да не он это! Оттон еще мальчишка, а тот с бородой.

— Говорят, герцог Баварский в последний день перед походом помирился с императором…

— Да наплевать, обошлись бы без него!

— Да у них, у баварцев, войска больше, чем у самого Оттона!

Раскатистый рев пронесся над бухтой, над валами, над притихшим городом. Издалека могло показаться, что сами инистые великаны сорвали оковы и рвутся из бездны на поверхность земли. Но это были не великаны. Это неистовым валом накатывалось с той стороны вала войско датчан. В ответ в ставке Оттона громыхнуло, протяжно, на нижней границе слуха. Взревели трубы. Волкан обернулся с распахнутым в крике ртом. Все происходило беззвучно, в ушах вибрировал слитный неистовый хорал.