Первые сильные впечатления Северянин получил в Гамбурге. Для начала он увидел людей, которые широкими скребками разгребали снег. Само по себе ничего удивительного в уборке снега не было. В родной усадьбе они занимались этим всей семьей. Но здесь Северянин встретил людей, которым, видимо, платили за расчистку главных дорог. И эти главные дороги оказались куда лучше, чем на родине. Многочисленный поезд конунга проехал под аркой городских ворот, на башенках стояли пышно разодетые трубачи и дули в трубы. Затем потянулась совершенно чистая от снега мостовая, аккуратные беленые дома, укрепленные брусьями. Деревянных тротуаров не встречалось вовсе, и сани пришлось спешно ставить на колеса.

Дага заворожило обилие кирх, звон колоколов, запах курильниц и великое множество мужчин в церковных одеждах. Но гораздо интереснее было посмотреть на ряды встречающих баронов, которые нарочно выстроились перед ратушей. У каждого на выпяченной железной груди красовался фамильный герб, такой же герб колыхался позади, на знамени, которое держал оруженосец. У оруженосца имелась своя лошадь, к седлу которой были приторочены связкой копья, мечи, щиты и прочее богатство, от вида которого у любого викинга потекли бы слюнки.

Вместе с отрядом рыцарей их приветствовал посланник двора. Посланник привез особые грамоты для проезда среди многочисленных рогаток, устроенных местными хозяйчиками. Оказывается, на колоссальном пространстве империи каждый мелкий барон считал свой лес или речку личной вотчиной и старательно обдирал всех пришельцев.

Гамбург звенел, дребезжал, свистел и стучал. Дымили высокие кирпичные трубы. Десятки мастеровых трудились в лавках, под крышами рынков грудами лежали ценные товары, по площадям бродили смешные люди на ходулях. Другие смешные люди прятались за ширмами и показывали кукол. Взрывы хохота сопровождали эти представления. Вдоль тротуаров пробирались цепочки слепых и прокаженных, дети швырялись в них отбросами. Навстречу слепым целая армия строителей катила тачки с камнем. Северная стена города, совсем недавно разрушенная в стычках со славянами, росла на глазах.

Посланника императора звали смешно и трудно — майордом. Отец Поппо намекнул окружающим, что это одна из самых важных должностей в государстве. Майордом объявил, что назавтра в Гамбурге ждут послов от вендов, чтобы дальше ехать вместе. Потому для отдыха и развлечения публики открываются два турнира. Один потешный, для всяких бродяг и трубадуров, другой — для истинных рыцарей, решивших померяться силами. Только все оружие будет безопасным для жизни.

Даг тут же спросил ярла Годвина, можно ли им тоже «померяться силами», но выяснилось, что драться на конях с пиками имеют право лишь местные аристократы. Это известие заставило зашуметь половину датского войска. Однако гораздо громче зашумели именитые горожане, когда войско Харальда полезло на трибуны, нарочно сколоченные для удобного обзора.

— Здесь не принято, чтобы простые солдаты сидели вместе со знатными особами, — тихонько пояснил епископ.

Даг огляделся. Трибуны, грубые сиденья, сколоченные из досок, были построены одна напротив другой, а между трибунами слуги вытоптали широкий проход, присыпанный соломой. Даг с приятелями занял на лавке места повыше и никому их уступать не собирался. Сам ярл Годвин и окольничий Сьеберн сидели рядом, а рядом, еще выше, стоило оглянуться, Даг встречал улыбку Карлен. Согнать гостей с почетных мест никто не решился, но солдаты местного герцога и простые ремесленники были вынуждены наблюдать за представлением из — за изгороди. И вовсе из — за этого не злились.

— Как это так? — вслух удивлялся окольничий. — У них не чтут свободных бондов! Их вгоняют в грязь, как рабов!

Даг тоже очень удивился. Ему казалось немыслимым, чтобы на тинге или в доме любого землевладельца кто — то вытолкал в сторону свободного человека! Но скоро его вниманием завладели местные красотки, рассевшиеся напротив.