Услышав прерывистые судорожные вздохи, Остин тотчас же снова устремил свой жадный взор к ее лицу. Щеки молодой женщины едва заметно порозовели. Веки, задрожав, поднялись, и Холли, моргая, вгляделась в склонившееся над ней лицо.

— Сэр, я уже стала привидением?

Остин еще крепче обнял ее, содрогнувшись от мысли, как близка была его жена к тому, чтобы перейти в это бестелесное состояние. Он уткнулся лицом в ее шелковые кудри.

— Нет, моя любимая, хотя, подозреваю, ты могла стать ангелом.

Холли тихонько вздохнула в его объятиях.

— Наверное, это и к лучшему, — прошептала она. — Из меня вышло бы очень озорное привидение. Я связывала бы узлом штанины твоих рейтузов и распарывала бы все швы на твоих камзолах.

Испуганно поведя глазами, Холли осмотрела себя, только сейчас вспомнив, что произошло недавно в ее темнице. Из-под разорванного лифа платья виднелась соблазнительная молочно-белая грудь. Холли, быстро повернувшись к двери, увидела Кэри, за спиной которого толпились встревоженные слуги.

Засмущавшись, словно юная невинная девушка, Холли схватила края ткани, прикрывая свою наготу, и с мольбой взглянула на Остина.

— О, пожалуйста, не сердитесь на Кэри. Он ни в чем не виноват. Клянусь, это все я. Это я соблазнила его смотреть на меня.

Она застучала зубами, запоздало осознав, к чему была близка. Прекрасные глаза наполнились слезами, которые, словно капли кипящего масла, опалили кожу Остина. По его огромному телу пробежала судорога. Невидимая стена вокруг его сердца рухнула. Какая ирония, что он трудился над нею двадцать лет, и когда стена была готова, обнаружил, что сложена она не из камней, а изо льда! Достаточно было лишь горячих слез Холли, чтобы стена растаяла, оставив его сердце открытым и беззащитным.

Остину достаточно было бросить на Кэри один полный мучительной боли взгляд, и оруженосец быстро выпроводил старика и слуг из комнаты, оставив супругов наедине.

Остин погладил ледяные руки жены, пытаясь согреть их.

— До того, как несчастный попытался задушить тебя, он тебя ничем не обидел? Холли покачала головой.

— Мне не надо было бить его. Я же знала, что это всего лишь немощный старик, но он говорил такие гадости. Когда он начал снимать штаны… — Она склонила голову, предоставив Остину беспомощно смотреть на ее нежный затылок, которым он так долго восхищался. — Каждую ночь он прятался в саду и подслушивал. — Ее плечи снова содрогнулись. Голос стал тихим, едва слышным. — Он был уверен, что я — похотливая шлюха и с радостью отвечу на его домогательства… потому что я не отказываю тебе.

Остин ощутил острое раскаяние. Не его отец низверг эту гордую красивую женщину в пучину стыда — это сделал он сам.

Нежно прикоснувшись к подбородку Холли, он заглянул ей в глаза.

— Ты права. Тебе не надо было бить его. Ты должна была ударить меня.

Прекрасное лицо Холли лучилось в свете свечей, но Остин, взглянув на ее приоткрытый рот, на дрожащие на черных ресницах слезы, вдруг подумал, что никогда не считал красивую внешность главным достоинством женщины. Пусть годы покроют серебристым туманом волосы его жены и высекут морщины на атласной коже — красота ее души никогда не поблекнет. Та красота, которая, пробившись сквозь нелепый маскарад Холли, ослепила его своим сиянием.

Именно от этой красоты он пытался скрыться, приходя наслаждаться прелестями Холли только в полной темноте. Этой красоты он боялся, пытаясь обмануть себя, будто это другая женщина. Все равно какая. Но стройное тело, которое дарило ему незабываемое наслаждение, нежный, покрытый темными эавитками затылок, где Остину так хотелось запечатлеть поцелуй, всегда принадлежали только Холли.