Свечи оплыли, превратившись в застывшие лужицы воска. Воздух наполнился легкой прохладой. Свесившись с кровати, Холли увидела, что штаны Остина исчезли, но рубашка по-прежнему валялась бесформенной кучей там, куда она бросила ее вчера вечером.
Поддавшись внезапному порыву, Холли натянула рубашку на себя, словно с помощью этого наивного ухищрения можно было стать еще ближе к мужу. Грубая шерсть щекотала обнаженную кожу. Не удержавшись, Холли весело закружилась по комнате, глядя на то, как рубашка раздувается колоколом.
Она споткнулась, налетев на стол.
И ей пришлось вцепиться в него обеими руками, чтобы не упасть. Дверь спальни была распахнута настежь, приглашая Холли покинуть Опостылевшие стены своей темницы.
Проскользнув в узкую щель, Холли вышла во внутренний двор и застыла, глядя на небо так, словно увидела его впервые в жизни.
На далеком небосводе гасли последние звезды. Подобное утро в конце лета легко спутать с осенним: шепот прохладного ветерка с реки, сорвавшийся с дерева желтый лист, проблески рубина в изумрудной зелени кроны дуба. Эти предвестники ненастья спешили вслед за последним вздохом лета, за которым уже чувствуется ледяное дыхание зимы.
Холли успела забыть, сколь многообразен мир. Скалистые горы, обширные болота, непроходимые леса, среди которых тускло сияла оловянная лента реки, текущей сквозь клубящийся туман в море.
У Холли перехватило дыхание. Она поежилась от первобытного страха, испугавшись, что эта первозданная красота поглотит ее целиком. Ей не хватало ставших привычными стен, окружающих ее тюрьму, уютного гнездышка в постели, среди меховых покрывал. Вероятно, Холли скользнула бы назад в свою нору, словно робкий мышонок, испугавшийся котов, населяющих замок, если бы не заметила стоящего на обрывистом берегу реки мужчину.
Увидев мужа с развевающимися от ласковых дуновений ветерка черными волосами, Холли торопливо направилась к нему.
Ей не терпелось заглянуть ему в глаза, услышать нежные слова, убедиться, что все случившееся этой ночью не было сном. Холли почувствовала себя невесомой, ей захотелось скакать и резвиться в мокрой от росы траве, но странная неподвижность Остина остановила ее. Он не замечал приближения жены. Глаза его словно остекленели, казалось, взгляд его проникал сквозь туман до самого моря.
Боясь напугать мужа своим внезапным появлением, Холли нежно положила ему руку на талию.
Вздрогнув от этого осторожного прикосновения, Остин, обернувшись, увидел стоящую рядом с ним улыбающуюся жену. Холли каким-то образом удалось придать бесформенной рубашке вид платья, достойного королевы.
Босоногая, с растрепанными волосами, с подернутыми поволокой глазами, припухшими от страстных поцелуев губами, она никогда не казалась такой прекрасной и соблазнительной. Это упростило и в то же время несказанно усложнило то, что предстояло сделать Остину.
Увидев выражение лица мужа, Холли сразу же поняла: что-то не так. Ее улыбка поблекла. Остин, нежно обняв жену, поцеловал ее в губы. В этом поцелуе было что-то столь грустное, столь необъяснимо щемящее, что он, не развеяв тревогу Холли, лишь еще болыпе усилил ее.
Остин погладил ее по плечу, и это нежное прикосновение наполнило душу Холли тоской.
— Я отправляю тебя домой.
Она отшатнулась от него, словно расстояние могло стать щитом, отражающим удары.
— Я дома.
— Но ты здесь не в безопасности. Ты никогда не будешь в безопасности в Каер Гавенморе.
Его лицо исказило страдание. Остин прикоснулся к шее Холли, осторожно дотронувшись пальцами до едва заметных кровоподтеков, оставленных руками его отца.
— Случившееся вчера вечером лишь подтверждает это.
— Я не боюсь твоего отца. У тебя хватит силы, чтобы защитить меня от него.
Стена холодной решимости, которой попытался отгородиться Остин, дала трещину. |