Кэри, устроившись на подоконнике, затачивал наконечники стрел, а Эмрис, Винифрида и Элспет, собравшись за столом в углу, тихо играли в кости. Две рыжие собаки дремали у огня. Подняв головы, они проводили взглядом стремительно прошедшую мимо Холли.
Остановившись у стола, она оперлась руками о дубовую столешницу.
— Сэр, я усыпала пол в главной зале камышом и сухими травами: ароматной пижмой, лавандой, базиликом и чабером.
Ее похвальное усердие удостоилось лишь молчаливого кивка со стороны сидящего за столом мужчины. Мужчины, буквально утонувшего в ворохе свитков и чертежных принадлежностей. Мужчины, вот уже неделю почти не разговаривавшего с ней и терпевшего ее общество лишь тогда, когда не находилось удобного повода отделаться от нее.
Холли на мгновение задумалась, о каких бы еще достижениях рассказать.
— Я очистила от ржавчины кандалы в подземной темнице.
— Очень хорошо, — ответил Остин, не глядя на нее.
Его голос был холодным и далеким, словно серебряная стрела молнии, прочертившая небо над рекой.
Элспет сочувственно подняла бровь, бросив взгляд на свою госпожу. Винифрида и Эмрис сосредоточенно уставились на кости. Кэри, нахмурившись, посмотрел на согнутую спину Остина.
Холли выпрямилась. Если ей больше не удается ублажить мужа, возможно, в ее силах разозлить его. Любое чувство на его бесстрастном красивом лице будет желанным разнообразием.
Перебирая пальцами отрастающий локон, Холли гневно прищурилась — это выражение было хорошо знакомо Элспет.
— Я попросила Винифриду приготовить сегодня на ужин копченых угрей.
Ничего. Даже упоминание о копченых угрях не могло вызвать ни тени улыбки на высеченных будто из камня устах. Устах, которые еще недавно с неслыханной щедростью воздавали хвалу малейшим деяниям жены.
Скрестив руки на груди, Холли постучала носком туфли по полу.
— Боюсь, сегодня за завтраком я приправила вашу кашу болиголовом. Самое позднее к вечеру вас ждет смерть в мучительных судорогах.
— Вот и прекрасно, — пробормотал Остин. Отбросив линейку, он резко поднялся, обращаясь к Кэри:
— Я отправляюсь к северным лугам узнать, надолго ли дождь задержал уборку сена. Вернусь к ужину.
Он прошел мимо Холли, словно мимо пустого места, а она осталась стоять у стола, бессильно уронив руки.
Кэри оторвался от своего занятия.
— Миледи, вы не должны принимать неразговорчивость нашего господина близко к сердцу. Все мужчины рода Гавенморов склонны к припадкам угрюмости. Их сердца очерствели…
Холли остановила его, подняв руку, и выдавила из себя жалкую улыбку.
— Боюсь, для того чтобы сделать свое сердце бесчувственным, надо в первую очередь иметь его.
Испугавшись, что сочувствие Кэри приведет к тому, что боль и отчаяние выплеснутся слезами, девушка развернулась и выбежала из залы.
Холли бродила по замку словно неприкаянная, размышляя, сможет ли она вытерпеть следующие тридцать лет безразличие со стороны мужа. Если бы Остин с самого начала обращался с ней с такой черствостью, возможно, девушка смогла бы найти утешение в мысли, что виной всему ее уродливая внешность или сварливое поведение. Может быть, она покорилась бы тому, что связана узами брака с совершенно чужим мужчиной, с которым ей суждено находиться рядом, пока смерть не разлучит их.
Но Остин позволил ей на мгновение почувствовать надежду, что их отношения могут измениться. Беседы у огня после изнурительного, но приносящего ни с чем не сравнимое удовлетворение трудового дня. Мальчишеская улыбка и искренний смех, еще более ценный своей редкостью. Сильная мужская рука, нежно проводящая по ее обкромсанным волосам так, словно это роскошные локоны. Остин с некоторых пор очень изменился по отношению к ней, но даже не, намекнул, какое ужасное преступление совершила жена, что лишилась его благосклонности:
Если бы Холли было известно, в каком грехе каяться, возможно, она, смирив гордыню, отправилась бы искать отца Натаниэля. |