Один день — дала себе слово Холли. Она даст Остину еще один день. Если за это время ей не удастся добиться от него ни одного знака внимания по отношению к женщине, с которой он связан узами брака, завтра ночью она сама придет к нему. Отбросив предостережения всех женщин, связавших до нее свои судьбы с мужчинами рода Гавенморов, она рискнет положить свое сердце к ногам мужа.

Укрепившись в этой решимости, Холли, танцуя, вернулась в постель, чувствуя себя без пут, стягивающих грудь, гибкой проворной валлийской феей.

— Доброе утро, Винни, — проходя по двору, окликнула Холли служанку, согнувшуюся над корытом с бельем. — Я отправляюсь к реке набрать полевых цветов.

— Добрый день, леди Холли.

Распрямившись, Винифрида стала растирать поясницу, завидуя легкой походке госпожи.

Весело покачивая корзиной, Холли тихо напевала песенку. По лазурному небу бежали облачка, белые и пушистые, словно хризантемы. Дождь щедро напоил землю, и теперь яркое солнце так же щедро изливало свои лучи на нее, давая жизнь всему сущему.

Пользуясь хорошей погодой, обитатели замка постарались найти себе занятия, которые можно выполнять подальше от угрюмой цитадели: кто собирал мед, кто занимался лошадьми. Все встречали Холли радостными словами приветствия и улыбками. Две рыжие борзые долго трусили за ней следом, затем отстали, привлеченные запахом окорока, который коптили на углях.

Холли с облегчением отметила, что Риса Гавенмора де не видно. Ей не хотелось в такой прекрасный день разбираться в противоречивых чувствах, которые она испытывала к отцу Остина.

Проходя мимо ристалища, девушка помахала рукой Кэри и весело рассмеялась, так как он, засмотревшись на нее, пустил стрелу мимо поставленной у стога сена мишени. Оруженосец шутливо погрозил Холли кулаком, затем послал ей воздушный поцелуй.

Проходя мимо могилы матери Остина, Холли замедлила шаг. Земля вокруг еще хранила их следы, но на холмике неуклюжими неровными рядами алели хрупкие анемоны.

У Холли перехватило в горле, когда она увидела на большом плоском камне коряво нацарапанные слова: «Гвинет Гавенмор, любимой маме».

Очарование момента едва не исчезло, когда вдруг у нее за спиной появился похожий на большую ворону отец Натаниэль, размахивающий зажатыми в руке свитками.

Ускорив шаг, Холли направилась вниз к реке.

— Натаниэль, сегодня утром я ни в чем не хочу каяться. Я предпочитаю общаться с богом наедине, у себя в спальне, и могу заверить вас, что душа моя сияет, как новая монета.

«Точнее, скоро станет такой, — про себя уточнила Холли, — после того, как я признаюсь Остину в обмане».

Отец Натаниэль поспешил за ней следом, его сандалии скользили на каменистом склоне.

— Холли, вы должны выслушать меня. Меня беспокоит не ваша душа. Вы. Вы сами в опасности. В очень большой опасности.

— Если вы будете продолжать наступать мне на ноги, я свалюсь вниз и сломаю себе шею. Это единственная опасность, которая мне угрожает. Вы можете себе представить, как трудно ходить в этих юбках?

Но ее насмешливые слова нисколько не смутили священника. Он потряс развернутыми свитками. Они зашелестели от порыва ветра.

— Внимательно изучая историю рода Гавенморов, я наткнулся на несомненные доказательства того, что над вашим супругом скорее всего тяготеет проклятие.

Холли вздрогнула.

— Проклятие, значит? Злой рок навеки наложил на него свою печать и тому подобное, да? Скажите, у него что, в полнолуние вырастают рога, а на ногах появляются копыта? Он водится с демонами и приносит в жертву девственниц, утоляя свою похоть на окровавленном алтаре?

— Хуже. Вот послушайте. Считается, что это слова царицы фей Рианнон, ложно обвиненной в неверности одним из далеких предков Остина.