Тучи прыгающих насекомых взмыли в воздух. Они жили на этой лужайке и теперь возмущались грубому вторжению. Кузнечики сидели у Паслена на глазах, на носу, карабкались по шее и заползали в штаны. Он выкатился с лужайки, охлопывая себя, отряхиваясь и отплевываясь. Атта бегала кругами, щелкая зубами и хватая насекомых. Паслен сердито стряхнул несколько кузнечиков с лица и тут с изумлением заметил, что Возлюбленные подверглись настоящему нападению.

Оба они были буквально сплошь покрыты насекомыми. Кузнечики облепили их со всех сторон, заползали им в рот, лезли в глаза, торчали из ноздрей. Трещащие, шуршащие, они ползали по волосам чудовищ, свисали с рук и покрывали ноги — и все новые волны кузнечиков накатывали на Возлюбленных, взмывали в ярости в воздух, выпрыгивали из росшей вдоль дороги травы.

Возлюбленные махали руками и сами прыгали как кузнечики, пытаясь стряхнуть с себя насекомых, но чем старательнее они это делали, тем больше оскорбленных кузнечиков бросалось в атаку.

Даже те кузнечики, что сидели на Паслене, кажется, поняли, что даром теряют время, потому что они, треща, поспешили присоединиться к товарищам. Прошли какие-то мгновения, и Возлюбленные скрылись из виду в движущихся тучах насекомых.

— Ого! — произнес Паслен с трепетом, затем добавил, обращаясь к Атте: — Вот он, наш шанс! Побежали!

В нем еще оставалось немного сил, он опустил голову, заработал ногами и поспешил сойти с дороги.

Он бежал, бежал и бежал вверх по холму, не глядя, куда именно бежит. Атта неслась рядом, и тут он во что-то врезался на полном ходу.

Кендер отлетел назад, перевернулся и шлепнулся обратно на дорогу, пьяно затряс головой, потом посмотрел вверх.

— Ого! — снова произнес Паслен.

— Прошу прощения, друг, — сказал монах и дружески протянул руку, чтобы помочь кендеру подняться. — Мне следовало внимательнее смотреть, куда я иду.

Монах посмотрел на Паслена, затем на дорогу, по которой в противоположном направлении удалялись Возлюбленные, пытающиеся стряхнуть с себя кузнечиков, до сих пор атакующих их, чуть улыбнулся и сочувственно посмотрел на кендера.

— Ты не пострадал? — спросил он. — Они ничего тебе не сделали?

— Н-нет, брат, — пробормотал Паслен. — Повезло, что кузнечики выпрыгнули и…

Вдруг кендер замолк.

Монах был худощавый, стройный, сплошные мускулы, как выяснил Паслен, — натолкнуться на него было все равно, что натолкнуться на скалу. У монаха были стального оттенка седые волосы, заплетенные в простую косу, спускающуюся по спине. Он был в простой рясе ярко-оранжевого цвета, отделанной по подолу и на рукавах орнаментом из роз. У него были высокие скулы, крепкий подбородок и темные глаза, которые сейчас улыбались, но взгляд мог быть очень суровым, когда монах хотел.

Паслен позволил ему поднять себя на ноги, стряхнуть пыль со своей одежды и вынуть из волос упрямого кузнечика, ошибившегося адресом, увидел, что Атта держится в сторонке, ежится и не подходит к монаху, — и тут обрел голос, который было застрял у него в горле.

— Это Маджере тебя послал, монах? Да что я говорю?! Конечно же, это он тебя послал, точно так же, как и этих кузнечиков! — Кендер схватил монаха за руку и дернул. — Идем! Я отведу тебя к Рису!

Монах стоял неподвижно. Паслен не смог сдвинуть его с места, и кончилось тем, что он едва не упал.

— Я ищу Мину, — сказал монах. — Ты знаешь, где я могу ее найти?

— Мину? Да кому она нужна! — воскликнул кендер и сердито посмотрел на монаха. — Ты все перепутал, брат. Ты ищешь не Мину. Я молил Маджере не о Мине. Ты ищешь Риса. Риса Каменотеса, монаха Маджере. Мина служит Чемошу, а это совсем другой Бог.