Провинкара тоже написала несколько строк, сообщая, что Исель получила обещание поддержки её брака с ибранским наследником не только от своего дяди, провинкара Баосии, но и ещё от трёх провинкаров. У Бергона по прибытии в Шалион будут защитники.

Когда Кэсерил показал принцу эту записку, тот решительно кивнул.

— Отлично. Дело движется.

Они отдыхали на постоялом дворе, когда туда вернулись другие путники с печальной вестью о том, что дорога завалена снегом. Сверившись с картой и со своей памятью, Кэсерил повёл отряд по другой, более крутой и редко используемой дороге, где снега было меньше. До перевала они добрались, но две лошади повредили во время подъёма сухожилия, а марча ди Соулда, который признался, что чувствует себя увереннее на палубе корабля, чем на спине лошади, тошнило всю дорогу и наконец вырвало.

Отряд сбился в кучу, все тяжело дышали. Кэсерил, Бергон и Ферда совещались, в то время как обычно рассудительный ди Соулд смущённо бормотал извинения и протестовал против остановки.

— Может, нам следует сделать привал, развести огонь и попытаться согреть его? — обеспокоенно спросил принц, оглядывая пустынные склоны.

Кэсерил, сам еле державшийся на ногах, ответил:

— Он только выглядит, как будто у него лихорадка, но жара на самом деле нет. Он родом с побережья. Думаю, это не болезнь, а простое недомогание, которое часто случается с людьми, непривычными к высокогорью. И ему полегчает, когда мы спустимся из этого забытого богами скалистого ада.

Ферда, искоса взглянув на него, поинтересовался:

— А как вы себя чувствуете, милорд? Что с вами?

Бергон тоже нахмурился и вопросительно посмотрел на Кэсерила.

— Ничего такого, в чём мне помог бы привал и сидение в этих горах, так что давайте двигаться дальше.

Они снова сели на лошадей и тронулись в путь. Когда позволяла ширина тропы, Бергон держался рядом с ди Соулдом. Измученный моряк вцепился в луку седла с мрачной решимостью. Через полчаса Фойкс тихо охнул и указал на груду камней, отмечавших границу между Иброй и Шалионом. Все повеселели и остановились ненадолго, чтобы добавить туда и своих камней.

Они начали спуск, ещё более медленный и осторожный, чем подъём. Ди Соулду не становилось хуже, что убедило Кэсерила в правильности его диагноза. Самому Кэсерилу не становилось лучше, но он этого и не ждал.

После полудня пересекли долину и очутились в густом сосновом лесу. Воздух здесь казался душистым, пусть даже и пахло всего лишь соснами. Хвойная подстилка под ногами смягчала поступь лошадей. Деревья защищали путников от вездесущего ветра. Через некоторое время уши Кэсерила уловили приглушённый топот копыт впереди — первый человек, встретившийся им на тропе за день. Судя по звуку, он был один и, следовательно, не представлял собой опасности для их отряда.

Всадник оказался седым мужчиной с густыми мохнатыми бровями и растрёпанной бородой, в заляпанном грязью кожаном костюме. Он подскакал к ним и, к удивлению Кэсерила, остановил лошадь, перегородив тропу.

— Я — управляющий замком кастиллара ди Завара. Мы увидели вас, когда вы спускались в долину, — ветер как раз разогнал облака. Мой господин послал меня предупредить вас, что надвигается буря. Он приглашает вас укрыться в его замке, пока погода не улучшится.

Ди Тажиль с удовольствием поблагодарил его за гостеприимство. Бергон подъехал к Кэсерилу и шёпотом спросил:

— Как думаешь, Кэс, нам стоит принять приглашение?

— Я не уверен… — Тот пытался вспомнить, слышал ли он что-нибудь о кастилларе ди Заваре.

Бергон покосился на ди Соулда, согнувшегося над лукой седла.

— Я бы многое отдал, чтобы он отдохнул под крышей. Нас много, и мы вооружены.

Кэсерил согласился:

— В буран мы далеко не уедем, да ещё и можем сбиться с пути.