Коготь мотнул головой и бросился за дом, к центру деревни.

Он даже хотел крикнуть, позвать Канту, но обнаружил, что горло пересохло и ни один звук не может прорваться наружу.

Кто бы ни напал на деревню, но тварь явно была не одна. В соседних домах двери также были распахнуты, сорваны и обрушены внутрь. Коготь даже заглядывать туда не стал — и так все понятно. Как было понятно, что люди, застигнутые ночью, все равно должны были закричать, поднять тревогу, переполошить соседей… Но тут, возле крайних домов, крови не было, люди так и остались внутри… На эти дома напали одновременно.

А вот дальше…

В следующем доме все получилось иначе — лужа крови была посреди двора, и черные потеки тянулись от нее к жилью. Людей настигли тут, и только потом затащили в дом.

С краю лужи отпечатался след — громадная ступня и вроде как пальцы с когтями. То есть след человеческий, а когти — звериные.

Коготь откашлялся и крикнул. Не позвал Канту, а просто крикнул, вытолкнул из себя воздух, перемешанный со страхом и тревогой. Получился громкий протяжный стон.

— Эй! — закричал Коготь, сообразив, что стон этот похож на что угодно, на крик какого угодно чудища, только не на человеческий голос. — Есть тут кто?

Он боялся звать Канту по имени: если она спряталась, а какая-нибудь из этих тварей все еще здесь, то он своим криком даст понять, что ищет кого-то, и тварь…

Он все-таки постарел. Стоит и разговаривает сам с собой, вместо того чтобы осматривать деревню. Ведь здесь люди успели выбежать на двор. А там, дальше, они могли успеть даже убежать. Могли ведь?

И Канта могла просто испугаться, потерять сознание. Женщина, да еще в положении — всякое может случиться…

Коготь, задыхаясь, выбежал на деревенскую площадь.

Кровь. Лужи крови, кровавые брызги на стволах деревьев, следы в кровавой грязи — человеческие и тех, нелюдей. Люди бежали, надеясь спастись. Бежали прочь от напасти, а оказалось, что их сгоняли в кучу, а потом, потом…

Канта стояла неподвижно возле дерева, поэтому Коготь заметил ее не сразу. Сотник вскрикнул и бросился к ней, добежал… почти добежал — всего два шага осталось до Канты… но преодолеть их сотник не сумел.

Он словно с разгону влетел в ледяную воду… увяз в густом липком киселе… Он даже руку с мечом не смог ни поднять, ни опустить — так и стоял, с ужасом глядя на Канту и понимая, что все, что он обречен… И она — тоже обречена.

На деревню напали не просто какие-то твари — они были разумны и владели магией. Окружив ночью деревню, они спугнули людей, погнали их в центр, туда, где была подготовлена ловушка. Невидимая трясина, заметить которую можно, только когда уже будет поздно. Совсем поздно.

Позабавившись ночью, твари ушли, оставив западню, рассчитывая, наверное, вернуться.

Канта что-то сказала, но слишком тихо, словно задыхаясь, Коготь не разобрал, хотел ответить, успокоить, но губы и язык не слушались, сотник только захрипел.

Твари ушли? Или они сейчас заняты на другом конце деревни, разносят останки людей по их домам, выкладывают причудливые узоры из костей, расставляют в очагах черепа, развернув пустыми глазницами ко входу…

А потом вернутся на площадь. И займутся Кантой и Когтем.

Даже зажмуриться у сотника не выйдет — тело не слушается, Коготь и моргнуть-то не может…

Из-за дома напротив послышался странный звук — влажный хруст, будто… Ну, как выворачивает кто-то ногу у жареного барана. Выкручивает из сустава. Коготь смотрит вперед, на Канту, на дом он даже взгляда перевести не может, только краем глаза видит, как что-то шевелится — высокое и массивное.

Это смерть, подумал Коготь. И еще подумал, что хорошо было бы ему первому умереть, чтобы не пришлось смотреть, как будет это чудище убивать Канту.