Было жарко — Четвертая Сестра ушла с неба, предоставив солнцу возможность беспрепятственно обжигать землю и ее обитателей. Раскаленный воздух дрожал над деревней, раскаленный ветер раскачивал ветки посеревших от жары деревьев, швырял раскаленную пыль в лица поселян. Но те стояли, не пытаясь прикрыться от солнца, ветра, пыли.

Даже грудные дети на руках матерей молчали, а те, что постарше, обычно неугомонные непоседы, стояли вместе со взрослыми, разом даже не повзрослев — постарев. Серые от пыли лица, по которым капли пота прокладывали черные дорожки.

Брату Фурриасу тоже было жарко, но он не стал сдвигать капюшон. Он старался вообще не открывать лицо и голову даже перед своим отрядом. К его внешности трудно привыкнуть, а у нового человека она неизменно вызывала ужас и отвращение.

Достаточно того, что в Последней Долине его и так стали называть Черным Чудовищем. Ну и пусть называют, лишь бы подчинялись или хотя бы не мешали его работе.

Вот как сейчас: взяли и выложили свой нехитрый магический скарб на землю, все — обереги, талисманы, найденные в лесу разноцветные камешки и позеленевшие от времени куски металла и просто инструменты, украшенные даже не ритуальными узорами, а обычными фигурками зверюшек и людей. Рисковать селяне не хотели.

Странно, но по-настоящему опасных, черных предметов почти не было. Пройдя половину деревни, Фурриас приказал забрать только бронзовую подвеску в виде гарпии, каменного божка, неизвестно как попавшего в эти края с Севера, топор со следами заговора на кровь и два плетеных кожаных пояса с узором, сильно смахивавшим на магические руны. В другое время брат-инквизитор на пояса и внимания бы не обратил, но сейчас приказал забрать и отнести на деревенскую площадь.

Над Диким Углом висело не только серое марево горячей пыли, над деревней плавали черные нити магии, и это заставляло брата Фурриаса проявлять особую осторожность.

Что-то здесь было, что-то черное таилось за этими саманными стенами, пряталось в опущенных глазах жителей деревни, носилось в воздухе, заставляя сердце инквизитора биться быстрее, чем обычно. Своим людям брат Фурриас приказал держаться чуть позади, чтобы удар, если он последует, пришелся на него.

Магия была не слишком мощной, но, безусловно, черной. Фурриас полагал, что справится с ней. Был уверен, что справится.

Следующий дом, шесть человек — старик, старуха, молодая женщина и трое детей, похоже, погодки. Двое стоят, схватившись за юбку матери, а третьего она держит на руках и кормит, не скрываясь, грудью. Перед ними на земле то, что, по их мнению, имеет колдовскую силу. Ерунда, неспособная ни отогнать, ни привлечь магию. Фурриас хотел уже идти дальше, даже сделал шаг, но вдруг замер, прислушиваясь к своим ощущениям.

Есть. Тут что-то есть… Но не среди хозяйственной мелочи в пыли. И даже не черная магия… Фурриас, сосредоточившийся на черной ауре, чуть не проглядел легкое золотистое свечение возле самой стены хижины.

Камень под деревянным корытом. Обитатели саманной хибары, по-видимому, даже и не предполагали, на чем стирают белье.

— Камень под корытом, — тихо, чтобы не пугать звуком своего голоса селян, сказал Фурриас. — Принеси…

Служка бросился вперед, селяне шарахнулись от него, младенец заплакал. Старик вздрогнул, но, увидев, зачем бежал человек в серой сутане, выдохнул с облегчением. Корыто отлетело в сторону, разлилась вода, тряпка со шлепком упала в пыль, служка поднял камень и принес инквизитору.

Камень оказался плоским и светлым, почти белым мрамором. Это даже не камень — плитка, какими обычно облицовывают храмы и дворцы. Откуда она здесь, где вершиной архитектуры является хижина, сложенная из глины, смешанной с измельченной соломой? Здесь сам мрамор был редкостью, а то, что он нес на себе след магии Светлого Владыки, делало его появление в этой дыре вообще немыслимым.