– Она проснулась – твоя химера. Или вот-вот проснется. Соскучился, старик?

Соскучился ли он? А пожалуй, и так! Как всякий родитель, всех своих детей он любил одинаково, даже тех, кто уродством и черной сутью своей скорее отпугивал, чем привлекал. Так уж получилось, что замок, который в душе Август продолжал звать химерой, тоже был его ребенком, пусть жестоким и непредсказуемым, жадным до человеческой крови, но уж какой есть… Берг скучал по тому особенному ощущению, которое пронизывало все его существо, когда ладони касались черных, шершавых стен. Каменная химера вздыхала, приветствуя своего родителя, и по чешуйчатой шкуре ее пробегала едва различимая дрожь. Так было раньше, семнадцать лет назад. Но той страшной ночью замок насытился пролившейся в его стенах кровью, надышался разлитым в воздухе ужасом, захмелел и уснул глубоким, беспробудным сном. Августу хотелось думать, что беспробудным, все же кровожадности своего детища он стыдился, но и скучал по нему в то же время. Значит, проснулась…

– Разбудили. – Албасты ответила на невысказанный вопрос. – Люди.

– Люди?..

– Пока ты пил и пьяным под лавкой валялся. – Порой она говорила как самая обыкновенная женщина, как сварливая жена, и Августа это удивляло, а иной раз даже умиляло. – На острове и в городе скоро многое изменится. То, чего вы с Евдокией боялись, неминуемо случится.

Неминуемо… А так хотелось, чтобы пронесло, чтобы тишина и прозябание, чтобы унылая старость и скука. Выходит, не получится ни скуки, ни прозябания.

– Кто? – спросил Август и плеснул из ковшика себе в лицо. Капли воды попали на кошку, и та снова утробно зарычала.

– Пришлые. Пока только один, но чую, будет больше. Многим больше.

– А он?

– Нет. – Албасты покачала головой.

– Хорошо. – Август утер лицо несвежим рушником, недобро, как на злейшего врага, взглянул на кошку, которая принялась демонстративно вылизывать свою рябую шерсть.

– А она?

Прежде чем ответить, албасты посмотрела на него долгим взглядом. Сколько лет они знакомы, а взгляд этот вынести еще попробуй. Иной бы, наверное, с ума сошел, но Август особенный. Пусть никто об этой его особенности и не догадывается.

– Нет. – Албасты наконец отвела взгляд, покачала головой. – Я бы почувствовала.

А вот Берг ничегошеньки почувствовать не в силах, даже появление на Стражевом Камне чужаков пропустил. Захотелось снова напиться, закрыться от любых перемен.

– Не выйдет. – Албасты бережно поставила кошку на пол, напоследок почесала за ухом. – От себя не уйдешь.

– А от тебя?

– Все, что на этом острове творится, тебя касается. Ты теперь хранитель.

Хранитель… Насмешила нежить! Какой из него хранитель?! Что ему хранить?! Всех, кого любил, потерял, схоронил, а кого не схоронил, тому своими собственными руками дорогу на остров закрыл. Чтобы не потерять, не хоронить раньше сроку… Да разве ж албасты переубедишь?

Хотел сказать что-нибудь злое, но не успел – в дверь громко постучали. Чужак – свои так бесцеремонно себя не ведут, не являются незваными гостями.

– Эй, ау! Есть кто живой?! – А голос зычный, сразу понятно, что у того, кто кричит, глотка луженая. – Мастер Берг, вы дома?!

Албасты посмотрела на Августа многозначительно, отступила в сумрак, с сумраком этим сливаясь, а он подошел к содрогающейся от стука двери, постоял в раздумьях и с неохотой отодвинул запор.

На пороге стоял человечек неожиданно хрупкой комплекции для обладателя такого густого голоса. Невысокий, весь какой-то лощеный, прилизанный, в шерстяном костюме и в круглых очочках, из-за которых не разглядеть глаз.