— Я уверена, что он не имел в виду поле битвы…

— А где еще больше ему нужна моя защита! — воскликнула Изолт, расхаживая взад-вперед. — Я должна быть там вместе с ним, почему он уехал без меня?

— Ну же, Изолт, ты ведь знаешь, что он думает только о тебе и о детях. Потому он и уехал, пока ты спала, чтобы ты не отправилась с ним.

Изолт со вздохом позволила Изабо усадить себя обратно в кресло перед огнем. Сестра дала ей теплые тапочки и позвонила в колокольчик, чтобы служанки унесли лохань с уже остывшей водой.

Бронвин в своей колыбельке засучила ножками и тоненько захныкала. Она трясла маленькими сморщенными кулачками и терла серебристо-голубые глаза, из уголков которых струились слезы. В черных волосенках виднелась белая прядь, результат установления связи с Лодестаром в ночь мертвых.

— Тише, моя маленькая, — сказала Изабо. — Я выкупаю тебя попозже.

— Выкупай ее, если она хочет, — сказала Изолт. — Можно попросить служанок принести чистой воды.

Изабо покачала головой.

— Нет, она может искупаться попозже. У меня нет никакого желания вымокнуть с головы до ног прямо сейчас. — Она не поднимала глаз. Несмотря на то, что Изолт относилась к малышке с небрежным равнодушием, Изабо не хотела напоминать ей о фэйргийской крови Бронвин. Оказываясь в воде, девочка мгновенно принимала свою подвижную морскую форму, блестя плавниками и чешуями, а жабры на ее шейке начинали трепетать. Желание Бронвин поплавать прямо вламывалось в сознание Изабо, но та твердо не обращала на него внимания.

Несмотря на свой младенческий возраст, маленькая банприоннса обладала железной волей, заставлявшей всех вокруг плясать под ее дудку. Сьюки, служанка Изабо, начинала дрожать от холода и раздувала огонь побольше, не замечая, что шелковое одеяльце малышки свалилось на пол. Придворные в бархатных камзолах как миленькие наклонялись и подавали ей украшенную драгоценными камнями погремушку, хотя, роняя свой носовой платок, они дожидались, пока его поднимет лакей. Ее кормилица, полная добродушная женщина по имени Кетти, со всех ног бежала из кухни в детскую, стоило лишь малышке проснуться, хотя та не успевала пискнуть больше одного-двух раз. «Я подумала, что малышка должна уже проснуться», — объясняла она, не задумываясь над тем, что преспокойно потягивала эль перед огнем до самого момента ее пробуждения.

Лишь Изабо с Мегэн знали, что Бронвин уже проявляла способности, просто поразительные для ее возраста. Иногда, когда они оставались в детской вдвоем, Изабо подавляла желание делать все для девочки и пыталась определить границы ее возможностей. Она была свидетельницей того, как игрушки перелетали с полки в колыбельку, а яркая погремушка, подвешенная над кроваткой, часто раскачивалась сама по себе на несуществующем ветру. Однажды она тихо сидела в темном углу, когда в детскую с двумя ведрами воды вошла Кетти и с абсолютно бессмысленным выражением лица вылила их в фарфоровую ванночку. Никому, кроме Изабо, не позволялось купать малышку, и кормилица покрылась румянцем, когда Изабо обнаружила свое присутствие.

— Прошу прощения, миледи, я, наверное, задумалась, — запинаясь, оправдывалась она. — Я несла воду Прионнсе Рураха, ума не приложу, как я оказалась здесь. Должно быть, замечталась.

Изабо знала, что Бронвин лучше всего чувствовала себя в соленой воде, но позволяла ей плавать лишь один раз в день, да и то в строгом уединении. Лахлан вообще с трудом выносил маленькую племянницу; Бронвин была для него постоянным напоминанием о ее колдунье-матери, превратившей его в дрозда, когда он был еще маленьким мальчиком. Его черные крылья — вот и все, что осталось сейчас от этого заклинания, но он винил Майю в смерти трех своих братьев и в теперешних беспорядках, разрывающих Эйлианан на части.