Кипя от гнева, Изабо взлетела по величественной винтовой лестнице и распахнула дверь в комнату матери. Ишбель парила в воздухе, немыслимо бледная, и даже в ее губах не было ни кровинки. На миг Изабо утратила свою решимость, но потом пробралась сквозь кокон белых волос и энергично потрясла мать. В конце концов глаза Ишбель медленно открылись и она непонимающе огляделась.

— Пора вставать! — закричала Изабо. — Хватит, ты уже выспалась.

Ишбель взглянула на нее и зевнула, потом потянулась, подняв руки над головой. Ее глаза, такие же ярко-голубые, как и глаза Изабо, снова начали закрываться. Изабо затрясла ее еще сильнее.

— Ты должна проснуться!

В глазах женщины медленно забрезжила какая-то мысль.

— Изолт?

Изабо чуть не разрыдалась от досады.

— Нет, это я, Изабо! Неужели ты не можешь различить нас, своих родных дочерей? Мегэн вот может, а ведь она даже не наша мать. Ты не должна была засыпать так надолго.

— Изабо, — тихо сказала Ишбель и снова зевнула. — Что ты здесь делаешь? — Она оглядела каменные стены, окружающие ее, и ее глаза наполнились слезами. — Мне снилось, что я нашла вашего отца, но он ужасно изменился… ужасно изменился. — Ее нежные губы задрожали и она закричала: — Хан’гарад, почему ты не отвечаешь мне?

Изабо открыла было рот, собираясь ответить сухо: «Потому что он превратился в коня», — но тут же закрыла его, не в силах произнести эти слова. Она посмотрела на худое бледное лицо и сказала ласково:

— Мама, тебе пора уже проснуться. Прошло семнадцать лет. Ты должна смириться с реальностью того, что произошло. Мы, твои дочери, нуждаемся в тебе. Пожалуйста, не спи больше.

Ишбель протерла мокрые глаза кулаками, сказав жалобно:

— Ты не понимаешь…

— Нет, понимаю, правда, понимаю. Я знаю, что ты любила нашего отца и до сих пор оплакиваешь его. Он здесь, но не такой, каким ты его знала, и я думаю, что больше никогда таким не будет. Майя заколдовала его, и он до сих пор под ее заклятием.

— Так это был не сон, — ответила Ишбель, содрогнувшись. — Нет, я не могу этого вынести! Он не мог стать конем! Это слишком ужасно! Только не мой Хан’гарад!

— Думаю, Майя сочла это забавным, — криво усмехнувшись, сказала Изабо.

Ишбель снова содрогнулась и прикрыла глаза руками.

— Нет, нет, — забормотала она.

Изабо схватила ее за плечи и снова тряхнула.

— Не смей больше спать! — предупредила она. — Я никогда не прощу тебя, если ты заснешь еще на семнадцать лет. Просыпайся и позволь мне покормить тебя. Ты такая худая и холодная.

— Я должна увидеть Хан’гарада, я должна убедиться, что это правда, — пробормотала Ишбель. — Где он?

Так Ишбель проснулась. Хотя каждое утро Изабо боялась обнаружить ее снова погрузившейся в зачарованный сон, она каждый раз просыпалась, ела завтрак, который готовила для нее Изабо, а потом гуляла на озере с гнедым жеребцом, стараясь восстановить взаимопонимание. Изабо часто заставала ее рыдающей, прижавшись к рыжему боку или смотрящей в его большие темные глаза, настойчиво пытаясь поговорить с ним. Иногда Хан’гарад отвечал несколькими мысленно произнесенными словами; но чаще он просто тряс гривой и ржал. Вероятно, лишь грозящая опасность могла расшевелить человека, скрывающегося глубоко внутри.

Шли недели, и Ишбель, казалось, смирилась с судьбой своего возлюбленного. Проводя почти все дневные часы с жеребцом, вечерами она оставалась с Фельдом и Изабо, и молодая ведьма начала, наконец, налаживать отношения со своей матерью.

Дни удлинялись, приближалось лето, и Изабо обрела какое-то подобие покоя.