Подойдя к дубовой двери, Катка приложила к ней ухо и прислушалась. В настоящий момент она как никогда остро воспринимала малейшие шорохи: казалось, вместо обычных человеческих ушей у нее появились мини-локаторы.

В коридоре царила тишина, или ей только мерещилось, что за дверью сделалось тихо. Неизвестно. Страх мешал ей делать правильные выводы.

Прикоснувшись к тяжелой бронзовой ручке, Катарина, стиснув зубы, попыталась бесшумно опустить ее вниз. Ручка поддалась, а спина Копейкиной в очередной раз взмокла. Как же не хотелось Катарине толкать дверь вперед – она боялась, очень боялась оказаться в коридоре. Боялась увидеть то, чего потом никогда не сможет забыть.

«Господи, – шелестел ее внутренний голос, – помоги мне! Прошу, Господи, спаси и сохрани!»

Поймав себя на мысли, что она вспоминает о боге лишь в моменты опасности, Катка устыдилась. Нет, ну действительно, почему люди начинают разговаривать с богом, когда им плохо, почему они не делятся с ним своей радостью, счастьем, хорошим настроением?

В висках у нее застучало, левое веко предательски задергалось, а ладонь, сжимавшую дверную ручку, закололо. Медлить больше нельзя, пора вырваться из этого темного плена! А что будет там, за дверью, в коридоре? Страшно подумать! Если вдруг Катке придется бежать, то она должна будет мобилизовать все имеющиеся у нее силы. А бежать скорее всего придется…

В коридоре горели несколько бра, но источаемый ими тусклый свет помогал мало. Напротив: на стенах появилось множество причудливых теней, в задачу которых явно входило напугать Копейкину до полусмерти. Чего только стоит вот эта тень в виде огромной пасти какого-то чудовища! Катка отчетливо разглядела на стене две глазницы, нос и острые зубы. Даже тени, обычные тени, сегодня были против нее.

Послышался звук. Какой? Определить невозможно. То ли протяжный стон, то ли слабое завывание. Так же невозможно было догадаться, откуда именно доносится рыкающий звук. Пытаясь мыслить логически, Катарина закусила губу, прижалась спиной к двери и уставилась на бра. Так, она стоит на третьем этаже, в центре коридора. И справа, и слева есть лестницы, ведущие на второй этаж, а в самом конце коридора располагается узкая лесенка, по ней можно пройти в башню. Если завывание доносится оттуда, в чем Катарина сильно сомневалась, то двигаться нужно вниз, а если стонут на втором этаже, то необходимо определить, по какой лестнице ей лучше спуститься. Куда пойти: направо или налево? Куда, кто подскажет?

Сильно хлопнула дверь. Пожалуй, даже слишком сильно. Катарина вздрогнула. К горлу подступил комок, Катка попыталась сглотнуть, но у нее ничего не получалось – комок упорно стоял в горле, мешая нормально дышать.

Дверь… Где же хлопнула дверь? Господи, что же здесь происходит?!

Прижимая к горлу ладонь, Катарина начала медленно продвигаться по полутемному коридору. Интуиция слабо шептала, что идти следует вправо. Оснований не доверять своему внутреннему чутью у Каты не было, да и выбора, если честно, тоже не было.

Она шла по старому, выцветшему и полинялому бордовому ковру. Ковер, как и сам коридор, казался бесконечным. На стене одиноко висела картина в толстой раме. Портрет. С портрета на Кату смотрело суровое, вытянутое книзу мужское лицо, от одного взгляда на которое ей мгновенно сделалось дурно. Злой взгляд черных, словно угли, глаз пришелся девушке явно не по душе. Глаза эти сканировали Копейкину насквозь, они были как живые, и само лицо казалось живым. От этого ей сделалось еще ужаснее и противнее. На глаза навернулись слезы, и Катарина всхлипнула.