– Продать бы ее, – проворчал Пятаков, паркуясь на стоянке. – Еще четыре года в ней существовать.

Вступая в наследство, мужчина принял единственное условие бабушки: прожить в квартире пять лет. Жилплощадь нельзя сдавать, нельзя оставлять в простое. Внук должен именно там проживать. Никак иначе.

Вышел из машины, захлопнул дверь старенького москвича, который обещал скоро отправиться на запчасти. Погода стояла премерзкая. Осенняя. Грозовые тучи собирались в единое целое и норовили содрогнуть небо молнией, а землю проливным дождем.

Олег любил физический труд. Он отвлекал от ненужных мыслей и забивал мышцы так, что к окончанию дня, мужчина едва ли не валился с ног. Правда, Пятаков и так едва переплетал конечности, на пути к производству. Окончание смены увенчалось провалом. Мужчина уснул за станком и был уволен. Настроение с отметки плохо спустилось еще ниже, и с дурными эмоциями, Олег вернулся домой. У подъезда столпились соседи со всего дома, образовывая толпу. Недалеко припаркована скорая помощь и две полицейские машины. Пахло гарью. Пятаков потянулся к носу, чтобы его сжать. Не стал, одернул руку и подошел к Михаилу Павловичу, который проживал на первом этаже. Тихий пьяница, который никому не мешал и любил поговорить по душам. Умный мужик, только с пагубной привычкой.

– Что случилось? – Встал рядом с Михаилом Олег.

– Так Наташка издохла, – пожал он плечами. – Поговаривают, повесилась. Не верится даже. Баба то нормальная была. Мужика разве что не заимела, да и детей не родила. А так, тихая, спокойная…

– Ага, тихая, как же, – пробурчал Олег, в тайне радуясь предстоящему продолжительному сну.

– Может, убили? – Выдала предположение соседка по лестничной площадке.

– Да за что? – Возмутилась какая то незнакомая бабка.

Начались громкие пересуды. У Олега разболелась голова от них. Чисто по человечески, мужчине жаль женщину. А вот чисто эгоистически, Пятаков ликовал. Наконец то прекратится этот дурной вой, который его доводил почти пять месяцев еженочно.

Протолкнувшись через людей, он зашел в подъезд, поднялся на четвертый этаж и достал ключи. Не день, а какое то сумасшествие!

– Мужчина, вы знали Семенову? – На лестнице остановился полицейский и взглядом рентгена осматривал Пятакова.

Олегу не понравилось пристальное внимание. А еще мелькнула мысль, что эти товарищи могут узнать, что он вызывал несколько раз наряд для прекращения жуткого воя. Правда, в последний раз, ему велели обратиться к психиатру.

– Конечно. Живя в пятиэтажном доме, в подъезде которого пятнадцать квартир, знаком со всеми.

– Мало ли. Что можете про нее рассказать?

– Ничего. Мы не общались, – буркнул Олег, поворачивая в замке ключ.

– К ней никто не приходил?

– Я, что сталкер? – Раздраженно поинтересовался. – Вам лучше бабулек поспрашивать у подъезда, они больше осведомлены о жизни Натальи, чем я.

Полицейский что то пробурчал, а Пятаков вошел в квартиру. Разделся, поужинал и лег в постель. Эту ночь, он спал, будто младенец. Крепко, сладко и в тишине. Только перед сном его мучило одно: почему так пахнет гарью?

***

– Черт бы всех подрал, – выругался Олег, зажимая нос мокрой тряпкой. После смерти Семеновой прошло пять суток. Запах гари с каждым днем становился все невыносимее, словно решил доконать мужчину. Как и с Натальей, только Пятаков чувствовал эту вонь. Остальным жильцам района хоть бы что! А Олег уже эту гарь едва ли не выплевывает.

Вчера, в его окно влетел голубь. Намертво.