А день действительно обещал быть жарким, так что раздражался Ханаан не зря. Он вообще мало что делал зря — для того, чтобы предугадать полуденный зной особой прозорливости и не требовалось. Несмотря на сравнительно ранний час (Кайфа специально не стал откладывать визит к тестю на более позднее время), солнце уже припекало. Над камнями балюстрады, с которой открывался превосходный вид на город и белую громаду Храма, начинал дрожать воздух, и небо из голубого становилось блеклым и выжженным. Измученные небесным жаром облака стремительно выцветали в зените.

— Что же твои хваленые шпионы? — проскрипел Ханаан, не утрудив себя даже попыткой поприветствовать зятя. — Расскажи мне, Кайфа, сколько ты платишь этим бездельникам?

Иосиф промолчал.

Он сделал это по двум причинам. Во-первых, платил он шпионам немало, и было их не одна сотня — Ершалаим очень большой город, слышать и знать все, что происходит на улицах, на рынках и в некоторых домах необходимо, если не хочешь расстаться с жизнью. Сумма выплат на шпионов, доносчиков и просто сочувствующих была настолько значительна, что огорчила бы старика чрезвычайно. Во всяком случае, самого Кайфу она огорчала настолько, что каждый раз, отдавая деньги в расход, он едва не закипал, словно горшок с похлебкой.

Во-вторых, он достаточно хорошо знал своего тестя, чтобы догадаться — ответ Ханаана не интересует.

— Почему, Кайфа, мы узнаем все последними? — продолжил Ханаан. — Почему Афраний знает все еще до того, как что-то происходит? Он же римлянин! Он здесь чужой!

На этот раз ответить было нечего.

Афраний действительно знал все заранее. Этот невысокий человек с плечами греческого борца и головой философа начал службу еще тогда, года хозяином во дворце первосвященника был Ханаан.

Он появился из ниоткуда.

Сошел с корабля в Кейсарии Стратоновой осенним ранним утром, легко вспрыгнул на спину отдохнувшей лошади, и в тот же день, к вечеру, Валерий Грат представил его как нового начальника тайной службы при прокураторе. Старый начальник — Донат — той же галерой отбыл на родину, и больше о нем никто не слышал. А, возможно, что и не отбыл, а просто так говорили. Если Грат кого-то невзлюбил, то возможность уехать в Рим живым была милостью Божией, а Бог, как известно, просто так милостями не разбрасывается.

Новый начальник был настолько молод, что при виде его люди улыбались — этот мальчик мог быть любовником прокуратора, чьим-нибудь любимцем, присланным в Иудею для того, чтобы начать восхождение по лестнице чинов, просто юным карьеристом, не отдающим себе отчета, в какую переделку угодил…

Он мог быть кем угодно, но не начальником тайной службы.

Но люди улыбались зря.

Ханаан сказал, что Афраний здесь чужой. Это было и так, и не так. Афраний был римлянином, но при этом знал Иудею и разбирался в здешних хитросплетениях лучше, чем большинство урожденных иудеев. Шпионов у начальника тайной службы было больше, чем у Каифы, и Иосиф был уверен, что многие из тех, кто получает деньги из казны священства, на самом деле верно служат этому приезжему.

— Тебе нечего сказать? — спросил Ханаан, выдержав паузу.

— Это так, — произнес Кайфа. — Ты и сам знаешь, что мне не тягаться с Афранием. Но позволь мне спросить: что он знает того, что неизвестно мне?

— Давай начнем с того, что известно тебе, Иосиф, — ответил Ханаан не без иронии. — Это не я плачу шпионам целое состояние. Это делаешь ты!

Старик улыбнулся, показывая желтые крупные зубы.

Улыбка у него была такая же, как у дочери. Неприятная.

Кайфа улыбнулся в ответ, пытаясь изобразить благодушие всем лицом, хотя знал — Ханаан ему не поверит. Тесть знал, что Иосиф не питает к нему нежных чувств, но эта подробность его не интересовала.