Подошел к телефону и набрал номер. Послушал гудки, отключился, снова ушел к груше – тренировать нижние удары и крученые, с подсечками. Ему очень не хватало реального противника. Того, кому можно было бы отвечать.

Марина не брала трубку ни в следующий раз, ни через один, а он с упорством барана возвращался к скамейке и снова и снова набирал, потому что она должна была ответить – не могла она выдержать и не ответить. Только не Марина.

На последнем звонке она сбросила вызов, сообщение проигнорировала, и Люк, устав, как будто тащил на себе многотонный груз и не дотащил, потому что не хватило сил, пошел плавать в теплом бассейне, поглядывая на лежащую на бортике трубку.

Он вел себя как идиот и, осознав это, быстро собрался, надел полумаску и уехал в один из тех полулегальных ночных бойцовских клубов, где могли сойтись в поединке и аристократ, и простой горожанин, и никому не было дела до того, кто ты, если ты хорошо дерешься и не боишься крови.

Люк курил в распахнутое окно, мерз, но упорно не закрывал его. Болело тело, тянуло в груди. Было пять часов утра воскресенья, и телефон молчал.

Марина

– Если я ради тебя сяду на это животное с утра, – сказал Мартин фон Съедентент таким тоном, будто разговаривал с ненормальной, – то вечером ты будешь ублажать меня в Блакории.

Вообще у него был повод быть несколько недовольным, потому что я опять разбудила его с утра пораньше, как только проснулась сама, и предложила поехать со мной на ипподром. Слишком много эмоций было вчера во время безобразного спектакля, устроенного Люком на посольской встрече и потом, когда я звонила ему, слишком много ненужных мыслей – а выездка как ничто другое успокаивает и приводит голову в порядок.

– Все, что захочешь, мой грозный господин, – мурлыкнула я в трубку, посмеиваясь и старательно убирая из головы картинки окровавленного Кембритча, звериные желтые глаза убивающего его Мариана и белую как полотно Василину.

– У нас как раз склон новый открыли, – пояснил Март, – поставлю тебя на лыжи и столкну с горы, чтобы насладиться криками ужаса. Мой невыспавшийся организм заслуживает удовлетворения от мелочной мести.

– Я умею кататься, – сообщила я, вставая с кровати, – так что месть не удастся. Придумаешь что нибудь другое.

– Тогда после склона будешь сидеть рядом в номере, трепетно держать меня за руку, наливать глинтвейн, – маг зевнул, и мне стало немного совестно, – и кормить конфетками.

– Мартюша, – сказала я нежно, – осознаю, что я эгоистичное чудовище. Ложись досыпай, а я сама съезжу. Просто с тобой весело. А встретимся завтра.

– Нет, – ответил он мрачно, – завтра ко мне собирается ваш придворный маг и, к моему несчастью, мой одногруппник Зигфрид. Ему запрещено рассказывать, что происходит во дворце, поэтому он просто смотрит печальными собачьими глазами и уничтожает мои запасы алкоголя. Вы его там бьете, что ли? И, Марин, если я еще раз услышу от тебя «Мартюша» или, не дай боги, «Мартик», я тебя отшлепаю. Понятно, ваше высочество?

– Понятно, – поспешно согласилась я. – Какой ты все таки грозный по утрам. Может, все таки спать?

– Все равно уже не засну, – он куда то зашагал, – так что давай, используй своего безвольного друга.

– Хочешь, я накормлю тебя завтраком в ресторане? Рядом с ипподромом есть чудное место, «Копытца». Мне очень очень стыдно, правда, – призналась я, заходя в ванну.

– Это хорошо, – из трубки раздался звук зашумевшего душа, – значит, я правильно изобразил страдальца. Тобой так легко манипулировать, высочество.