|
Я же считаю, что эта статья правильно предлагается и правильна точка зрения Руденко». И далее: «Мне кажется, что товарищ Волин спорит сам с собой, когда он говорит, что нельзя принимать статью 30, как она предлагается, ибо это противоречит Конституции, умаляет достоинство Конституции, превращает Президиум в судебный орган, якобы претендующий на подмену Верховного суда СССР. Товарищ Волин говорит, что достаточно того, что прокурор будет присутствовать на заседании Пленума Верховного суда и может там опротестовать его неправильное решение... Представим худший вариант: Пленум Верховного суда в присутствии прокурора принимает неправильное решение. Прокурор выступает, но с ним не соглашаются. Что же дальше? Президиум ничего не будет знать. Именно потому, что законом прокурор обязывается присутствовать на Пленуме, прокурор может поставить вопрос, что Пленум принимает неправильное решение по принципиальному вопросу, на Президиуме Верховного Совета. Иначе выходит, что Президиум — это какая-то инстанция невмешательства. Это неправильно. Президиум есть Президиум, прокурор есть прокурор. Прокурор должен присутствовать на заседании Пленума, вносить свои предложения, а если с ним не согласятся — войти в Президиум. Президиум уже будет решать. Я считаю, что такая постановка правильна».
Поддержал Руденко и член Президиума Верховного Совета СССР Озолинь, сославшийся на то, что каждое решение Верховного суда есть в известной мере толкование закона. Если толкование будет противоречиво, то Президиум может отменить такое решение, поэтому статья 30 является правильной. После Озолиня выступил председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР М. П. Тарасов. Сделав ряд замечаний по другим статьям проекта Положения (8 и 16), он высказал свое отношение и к «знаменитой» 30 статье: «Считаю, что нельзя статью 30 принимать в такой редакции, какую она сейчас имеет. Мы не можем собой заменить высшую судебную инстанцию — Пленум Верховного суда СССР. Это будет очень опасно, если исходить из нашей Конституции. Стало быть то, о чем говорил товарищ Волин, резонно». «Как я себе представляю прохождение всех протестов? — продолжал он. — На Пленуме Верховного суда принимаются решения по персональным делам. Положим, прокурор настаивает, что человека надо осудить, а Пленум решил немного иначе. Прокурор после этого входит с протестом в Президиум, просит отменить постановление суда, так как считает неправильным, что его предложение не было принято. Вот я и спрашиваю, в каком же положении мы окажемся? Это значит, что мы должны рассматривать от начала до конца все уголовные дела...» Секретарь Президиума Верховного Совета Н. М. Пегов поддержал Руденко, сказав, что статью 30 Положения надо оставить, но слово «опротестовать» заменить на другое, и что надо постараться «внести новую формулу». Пегов подчеркнул, что нужно поставить прокурора не в такое положение, что хочет он — вносит, а не хочет — не вносит протест, а чтобы он «вместе с Верховным судом отвечал за неправильные решения Верховного суда». С обстоятельной критикой представленного проекта выступил член Президиума Верховного Совета СССР, председатель Совмина Литовской ССР М. А. Гедвилас. Он сказал, что Положение о прокурорском надзоре необходимо, прежде всего, дать на заключение Комиссиям законодательных предположений, поскольку в нем имеется «ряд существенных недостатков». В статье 2 он предложил сослаться не только на Конституцию СССР, но и на конституции союзных и автономных республик. В этом его поддержал и Ворошилов. Далее Гедвилас предложил предусмотреть в Положении защиту прокурором прав и законных интересов общественных организаций, предприятий и учреждений, расширить права прокурорского надзора в судебном производстве. У него возникли сомнения в необходимости создания так называемых межрайонных прокуратур. |
