Лишь одно смущало его: очень уж жестким было новое излучение. Для поглощения его требовалась в несколько раз более толстая пластинка свинца, чем для поглощения гамма-лучей. Экспериментаторы проверили, не несет ли бериллиевое излучение заряда, не является ли оно потоком каких-либо материальных частиц. Нет, заряда обнаружено не было.

Можно было, конечно, предположить, что найдено совершенно новое явление, поднять шум, привлечь внимание физиков к загадочным лучам. Такие поступки были Боте не по душе. Он экспериментировал, а не фантазировал. Он ставил четкие вопросы природе, а не придумывал гипотезы. Объяснение любой загадки состоит в том, чтобы свести непонятное к уже известному. Он и свел непонятное — обнаруженное им с Беккером странное излучение — к уже известному: гамма-лучам. Недоумение рассеялось. Гамма-лучи ведь бывают разной жесткости. Просто ему и его помощнику посчастливилось обнаружить гамма-лучи такой жесткости, которая еще никем не наблюдалась. Один знаменитый писатель сказал, что у коровы хвост висит вниз, а у собаки завивается вверх; это различие писатель считал чрезвычайно интересным, но отказывался по этому поводу придумывать теории, а только констатировал, что хвосты бывают разные. Боте тоже ограничился констатацией факта. И постарался, чтобы возникшее у него недоумение не передалось другим.

И он преуспел в этом так, что напечатанная вскоре в научном журнале «Натурвиссеншафтен» его и Беккера заметка не привлекла особенного внимания физиков. Ее прочитали и отложили в сторону. Никто не захотел изучать «бериллиевые эффекты». Да и что, собственно, изучать? Точность экспериментального искусства Боте всем известна. Ошибок у него не найти. Объяснение его достоверно: боте-беккеровское излучение — те же гамма-лучи, только пожестче. Ученые всего мира с обидной для двух авторов дружной незаинтересованностью ни словом не поминали в печати об экспериментах, поставленных в Берлине в 1930 году, в прекрасном месяце мае.

Сам Боте несколько раз потом пытался привлечь внимание коллег к своей работе. Через год на конференции физиков в Цюрихе он рассказал с трибуны, как из бериллия исторгаются электромагнитные лучи необычайной жесткости. Доклад споров не вызвал, не было даже вопросов. Физики приняли сообщение к вежливо-равнодушному сведению.

Лишь один молодой физик, присутствовавший на конференции, заинтересовался. Он задумался — и это имело огромное значение для последующего развития физики: Он был незаурядным ученым, этот двадцатидевятилетний француз. В научных кругах его знали еще мало, но друзья с уважением отмечали, что он совмещает в себе мастерство экспериментатора с полетом научной фантазии. Его поражало все необыкновенное, все из ряда вон выходящее. Он обладал великим даром удивляться — быть может, главным даром истинного ученого. И он удивился тому, что боте-беккеровское излучение столь жестко. Жесткость требовала особого объяснения — молодой физик предугадывал, что оно будет захватывающе интересным. Почему бы не воспользоваться новым излучением для опытов, где требуется именно высокая энергия лучей? Когда он вернется из Цюриха в Париж, он немедленно займется разработкой таких опытов!

Звали молодогэ физика Фредерик Жолио.

2. Боте-беккеровское излучение пытается опровергнуть физику

Фредерик, сотрудник всемирно известного Парижского института радия — во главе его стояла великая Мария Кюри, единственный Нобелевский лауреат-женщина, а к тому же единственный среди всех ученых мира дважды Нобелевский лауреат, — сам, и вместе с женой Ирен, старшей дочерью Марии Кюри, изучал радиоактивность разных элементов, особенно полония, открытого его тещей и названного ею в честь своей родины Польши.