Неподалеку от него Джордж, который сегодня помогал нам не покладая рук. Я мало с ним общалась, да и Лора тоже: он работал только в неотложке и наши графики редко совпадали. Джордж был довольно тихим, лишь иногда ворчал, но никогда не грубил и хорошо справлялся с работой. Боже, это мой знакомый. Мой коллега. Проклятье…
Меня бросает то в жар, то в холод, еще немного – и я сойду с ума. Кажется, после взрыва прошла вечность. Мы двигаемся словно в замедленном темпе, пока все вокруг рушится и распадается на куски. Но на самом деле счет идет на минуты. Секунды.
Мгновения.
– Я прибежала так быстро, как смогла, – слышу рядом. Даже не оборачиваясь, знаю, что это Зина. Ее мелодичный, успокаивающий голос невозможно спутать ни с одним другим. К тому же Зина – единственная, кто в критической ситуации не сыплет ругательствами.
– Позаботься о Джордже и найди кого нибудь, кто займется пациентом «скорой», – говорю я, надеясь, что это звучит не слишком грубо или высокомерно. В конце концов, Зина прекрасный врач и знает, что делать. Но я не могу оставить Митча. Мне нужно к нему, и плевать, что это обо мне говорит как о человеке, как о враче.
Плевать.
Я спотыкаюсь о железный штырь, падаю, но мне все равно. Заставив себя подняться на четвереньки, подползаю к Митчу. Собираюсь коснуться его, но рука, словно приняв собственное решение, ложится на шею пациента, которого везли в операционную, пытаясь спасти, и из за которого мои друзья оказались в лифте.
Пульса нет.
Впрочем, дело даже не в пульсе. Взрыв мало что оставил от его лица, тело придавило каталкой. Мужчину госпитализировали в критическом состоянии. Но после случившегося…
У бедняги не было шансов.
– Он мертв, – говорю я и, услышав «да», понимаю, что до Зины долетели мои слова. Вижу, как уверенно и спокойно она осматривает Джорджа.
Снова поворачиваюсь к Митчу. Откашлявшись, тру глаза, но это оказывается ошибкой и проходит несколько мгновений, прежде чем мне удается сфокусировать взгляд. Вонь, духота, царящий вокруг хаос, мигающий свет… Лифт кажется пастью чудовища, которое вот вот поглотит нас.
Чувствуя, как бешено колотится мое сердце, нащупываю пульс Митча и проверяю, дышит ли он, – сама невольно задерживаю дыхание. Ничего не могу с собой поделать.
Наконец чувствую слабое биение сердца, вижу, как вздымается и опускается грудная клетка. Всхлипнув от облегчения, едва сдерживаюсь, чтобы не броситься Митчу на грудь. Больше всего мне сейчас хочется обнять его – и закричать.
Митч дышит.
Его сердце бьется.
А ведь он мне даже не нравится. Он как ребенок. Раздражает и выводит меня из себя.
Но если Митч умрет – неважно как и почему, – клянусь, я верну его к жизни, только чтобы прикончить собственными руками. Подумать только, до чего он меня довел, сколько страха я из за него натерпелась….
Я верну его… Это решение придает мне сил и заставляет сосредоточиться на работе.
Митч без сознания, его глаза закрыты, и не будь он покрыт сажей, синяками и кровью, можно было бы подумать, что он спокойно спит.
Пока я освобождаю необходимое для осмотра пространство, замечаю, что мои штаны стали влажными на коленях. Видимо, пропитались кровью. Вдобавок я чувствую, как осколки и обломки впиваются в кожу.
Это не имеет значения. Никакого.
– Мне нужна помощь! – обернувшись, кричу во все горло, чтобы перекрыть шум, и начинаю перечислять: – Носилки, венозный катетер… – Понятия не имею, слышит ли меня кто нибудь.
Лишу уже увезли, поэтому Лора с Грантом и еще одним врачом без труда пробираются мимо опрокинутой каталки, переворачивают ее и вытаскивают из кабины лифта. Ну наконец то! Здесь слишком тесно и душно. Нэша кладут на носилки и уносят – в операционную или, может, в кабинет компьютерной томографии. |