— Смогу.

Корнилов вызвал секретаршу.

— Белянчикова, Бугаева! Срочно!

— А про машины вы не будете меня спрашивать? — почему-то с тревогой осведомилась Лаврова.

— Позже, позже… — Корнилов нервно барабанил пальцами по столу, поджидая сотрудников.

Пришли Белянчиков и Бугаев. Лаврову увел конвоир.

…Дома он смерил температуру — 39°. Мать заохала, засуетилась.

— Ничего, где наша не пропадала, — тихо пробормотал Игорь Васильевич и добавил, уже обращаясь к матери: — Перебьемся! Главное, мама, — сон. Сон все болезни лечит. Это доказано.

Он проглотил сразу две таблетки аспирина и, выпив бутылку боржоми, лег в постель. Телефон поставил на тумбочку в изголовье. Сладкое, полудремотное состояние охватило его, и, если бы не чугунная голова, в которой гулко пульсировала кровь, он посчитал бы себя самым счастливым человеком на свете… Так он пролежал недолго. Может быть, около часа. Сон не приходил, начался озноб. Корнилов слышал, как осторожно, боясь потревожить его, ходила по квартире мать, прикладывала холодную руку ко лбу, шептала что-то.

И в это время зазвонил телефон. Далекий и тихий голос Белянчикова был спокоен, даже чересчур спокоен. Игорь Васильевич уловил в нем нотки хорошо спрятанной радости, даже торжества.

— Квартира на Ивановской оказалась пустой. Похоже, что хозяин оставил ее навсегда за несколько часов до нашего прихода, — докладывал Юрий Евгеньевич, и Корнилов чуточку удивился: чего ж тут радоваться? — Мы нашли отпечатки пальцев. Подняли на ноги работников дактилоскопии. И не зря. Это Нырок, товарищ подполковник!

«Нырок, Нырок. Сколько лет искали этого матерого убийцу! Думали, что и в живых нету, а вот вынырнул Федяша Кашлев, ходивший грабить еще нэпмачей! Арест — побег, арест — побег, сколько у него было этого, в уголовном розыске уж и со счету сбились. А десять последних лет — молчание, словно никогда и не было знаменитого Федяши Нырка».

— Какие меры к розыску? — спросил Корнилов.

— Всех подняли на ноги, Игорь Васильевич. Не уйдет от нас Федяша… Трубочный табак у него, между прочим, нашли… Бельгийский табачок, душистый. И пару трубок.

— Фото его в архиве есть… Срочно размножить! Да, пусть проверят ребята, не живут ли в городе те, кто проходил с Нырком по старым делам. Все.

Белянчиков повесил трубку и тут же позвонил снова.

— Игорь Васильевич, как твое самочувствие-то?

— Скверное, — проворчал Корнилов. — Температура вот подскочила. — Посмотрел на часы — было уже около трех.

Он снова лежал в тишине и старался думать о Кашлеве. Белянчиков не зря радуется — на такого зверя вышли. Ничего, что сразу не взяли, — это теперь дело техники, далеко уйти не мог. Но Федяша отходил на второй план, и опять мерещилась узкая тропинка и распростертое поперек тело жены.

Он очнулся от прикосновения. Кто-то положил ему руку на лоб. Не мать. Рука была маленькая, прохладная и чуть-чуть пахла духами. Потом эта же рука по-хозяйски легла на его руку.

«Врач, — догадался Корнилов. — Какая у нее ласковая рука».

— Вера Николаевна, — тихо, совсем тихо сказала врач. — Беспокоиться не надо. Теперь дело пойдет на поправку…

Игорь Васильевич открыл глаза. В комнате был полумрак, только несколько солнечных лучиков пробилось сквозь шторы, и один из них упал прямо на лицо доктора. Это была Оля. Такой он увидел ее вышедшую из леса на Валааме — большеглазую и удивительно нежную. Только сейчас лицо у нее было еще и озабоченным.