Как только почетные гости вошли в помещение, Зимискес опустился на колено, а затем и распростерся на полу, приветствуя своего повелителя. Марк, а за ним и его люди замерли, не двигаясь с места. Им и в голову не пришло бы сделать что‑либо подобное. Если видессиане предпочитают простираться ниц перед своим Императором, то это их право. Римляне – республиканцы вот уже четыре с половиной столетия.

Капитан халога яростно уставился на Марка Но у трибуна не было времени вступать с ним в поединок взглядов, так как его внимание было сосредоточено на троице почетных гостей. Первым (похоже, так это было заведено) вошел Варданес Сфранцез. Его титул «Севастос» соответствовал «премьер‑министру». Это был очень крупный и тучный человек, одетый в элегантное, осыпанное самоцветами платье. Его круглое, красное лицо было опушено коротко подстриженной бородкой. Когда он увидел, что римляне стоят на ногах, он очень удивился, а удивившись, не стал, подобно большинству людей, широко раскрывать глаза, но наоборот – прищурился. Он повернулся, чтобы сказать что‑то Императору, но его оттеснил в сторону младший брат Маврикиоса, Севастократор Туризин Гаврас.

Туризину было около тридцати пяти лет, шелка и бархат сковывали его движения. Куда свободнее он, очевидно, чувствовал бы себя в кольчуге. Волосы и борода его были аккуратно подстрижены, а меч, в ножнах из простой кожи, был настоящим боевым оружием, а не церемониальным украшением. Невозмутимо стоящие римляне вызвали у него не изумление, а гнев. Он заорал:

– Во имя Фоса, что эти вонючие ублюдки себе позволяют?!

Одновременно с ним заговорил и более сдержанный Сфранцез:

– Ваше Величество, эти чужеземцы нарушают протокол церемонии…

Оба они резко замолчали в замешательстве. Скаурусу показалось, что эти двое спорили друг с другом годами и никогда не приходили к согласию.

И тут он впервые услышал голос Императора.

– Если вы оба уберетесь с дороги, я смогу увидеть этих чудовищ своими глазами.

С этим любезным замечанием на устах Автократор видессиан подошел посмотреть на новых солдат. С первого взгляда было видно, что это брат Туризина: у обоих Гаврасов были одинаково тяжелые, с крупными чертами лица и одного цвета волосы. Но Маврикиос Гаврас был, как показалось Марку, лет на пятнадцать старше своего брата. Морщины избороздили его широкий лоб и легли вокруг большого рта, усталые глаза говорили о хронической бессоннице. Присмотревшись внимательней, Марк понял, что большая разница в возрасте между братьями была лишь иллюзией. Тяжелая императорская диадема венчала лоб Маврикиоса, но еще тяжелее было бремя власти, бремя верховного правителя огромной империи, и под грузом этой ответственности Император состарился раньше времени. Должно быть, когда‑то и он был горячим и упрямым, как Туризин, но ему пришлось постоянно держать себя в узде: неожиданные порывы могут дорого обойтись.

При приближении императора Зимискес поднялся и встал позади Скауруса, чтобы переводить его ответы. Но вопрос Маврикиоса был обращен прямо к Марку, и тот понял.

– Почему ты не склонился предо мной?

Если бы этот вопрос задал Сфранцез, Марк мог бы уйти от прямого ответа. Но инстинктивно он почувствовал, что перед ним стоял человек, которому нужно говорить правду. И он ответил:

– Не в наших обычаях простираться пред человеком, кто бы он ни был.

Острые глаза Автократора прошлись по лицам римлян, словно желая проверить искренность Скауруса. Но его пристальный взор словно разбился о защитный вал он увидел замкнутые крестьянские лица молодых легионеров, физиономию Виридовикса, стоявшего в полной боевой амуниции и возвышающегося над остальными, как башня. Наконец он повернулся к Севастосу и Севастократору, которые ждали его решения, и спокойно произнес:

– Вот это настоящие воины.