– Сын грязи еще далеко от дома, – сказал Нефон Комнос. – Он пересек пролив, но ему еще предстоит пройти семьсот километров по нашим западным провинциям. Наши огненные маяки смогут передать приказ закрыть границы задолго до того, как колдун доберется до них. Я сам пойду к маякам. Посмотрим, как встретят этого колдуна акритай!

Скаурус восхитился его решимостью, но не слишком надеялся на удачу. Если Авшар сумел удрать из самого защищенного города в мире, то видессианские пограничные солдаты, как бы отважны и опытны они ни были, вряд ли смогут удержать этого колдуна.

Он повернулся к намдалени. Ему было страшно заводить этот разговор, но он чувствовал, что должен приободрить этих людей.

– Я привел вас сюда в несчастливый час, – сказал Марк. – Трое из вас мертвы. Я был бы счастлив назвать Хемонда своим другом, хотя знал его слишком мало. Если ваши обычаи позволят, то весть о гибели этого отважного воина должен принести его жене именно я. Я виноват, я отвечаю за это.

– Человек живет столько, сколько ему отмерено, ни часом больше, – сказал наконец один из воинов княжества Намдален. Марк не знал, следовал ли этот солдат религии Фоса, но воззрения предков‑халога, несомненно, были в нем живы. – Ты честно делал свое дело, сражаясь за страну, которая тебя наняла, и мы все тоже. Честь может причинить боль, но не может стать причиной вины. – Он на мгновение замолчал, глядя в глаза своих соплеменников, и, удовлетворенный тем, что увидел, завершил: – Мы не видим причин, мешающих тебе принести меч Хемонда Хелвис. – Увидев, что Скаурус не совсем его понял, он пояснил: – Это наш обычай. Так поступают, когда слова слишком тяжелы, чтобы их произнести. Но вины на тебе нет, – повторил солдат. – Если бы даже она и была, твой поступок смывает ее. Меня зовут Эмбриак, сын Ренгари, и я почту за честь считаться твоим другом.

Остальные намдалени серьезно кивнули, один за другим называя свои имена и пожимая трибуну руку двумя ладонями по обычаю северян.

После этой короткой церемонии они снова подняли свою ношу и начали печальное шествие назад, к казарме.

Весть о случившемся распространилась, как лесной пожар. Солдаты не прошли и половины пути, как первые крики «Смерть Казду!» послышались в городе. Скаурус увидел толпу людей, вооруженных палками и кинжалами, которые преследовали какого‑то иностранца, не очень разбираясь, из Казда он был или нет.

Тяжесть тела Хемонда заставила его согнуться от боли, хотя эту ношу он разделял с намдалени. Марк и остальные солдаты были ранены; возможно, это объясняло их усталость. Они не раз останавливались, чтобы передохнуть. С каждым шагом их ноша становилась все тяжелее. Марк нее время думал о том, почему он решил взять на себя эту горькую весть. То, что он говорил намдалени, было правдой, но не всей правдой. Он понимал, как красива Хелвис, и чувствовал себя виноватым в том, что ее красота повлияла на его решение. «Перестань, дурак, – сказал он сам себе. – Ты делаешь только то, что должен делать». Но… она была так прекрасна.

Казармы намдалени казались мирным островком в море волнующегося Видессоса. Чужеземцы и еретики, люди Княжества, не имели ничего общего с горожанами, и мельница слухов не затронула их. Они не знали, какой страх наводил Авшар на видессиан.

Несколько человек занимались борьбой на песке возле казармы. Большая толпа подбадривала их криками и делала ставки. Двое других фехтовали. Из ближайшей кузницы доносился стук молотов о наковальню. Несколько солдат, сидя на корточках, играли в кости. Марк подумал о том, что намдалени, похоже, жили игрой, она была у них в крови.

Кто‑то в толпе увидел приближающихся солдат, несущих свой печальный груз.