Две единицы («солнышки Фоса», как их называли) были самыми высокими номерами в игре. Можно бросать кости, пока не придут противоположные номера («демоны») или двойная шестерка – тогда ты проиграл. Были и маленькие ставки – сколько раз ты сможешь выкинуть кости, какие очки наберешь и так далее, в общем, все, что только сможет изобрести ум игрока.
Первый бросок был удачным. Скаурус бросил кости еще три раза, дважды получив «солнце», пока наконец не выбросил «демонов». Ставка возросла, и он выиграл, правда, почти тут же все спустил – на него с усмешкой глядели две шестерки.
Крики одобрения и хлопки ладоней донеслись из круга, где играли в коттабос. На мгновение Марк оторвался от костей и увидел то, что ожидал увидеть: Горгидас стоял, широко расставив ноги, и готовился швырнуть палку в кегли, выигрывая, наверное, уже в десятый раз, никак не меньше. Если бы он не был сейчас навеселе, половина намдалени ходили бы в его должниках еще до того, как закончится ночь.
Скаурус немного выиграл и немного проиграл. Он полностью сосредоточился на своем круге для игры в кости, на деньгах, лежащих рядом, и на костях, которые бросали мужские руки – руки, берущие фишки или сгребающие выигрыш. Неожиданно в круг потянулась нежная, тонкая в запястье женская рука с крашеными ногтями и изумрудным перстнем на длинном пальце. Ошеломленный Марк поднял глаза и увидел Комитту Рангаве. За спиной ее стоял Туризин Гаврас. Севастократор был одет в простую тунику и штаны и, видимо, находился здесь довольно долго. Комитта истолковала удивление римлян по‑своему. Весело улыбаясь, она произнесла:
– Я знаю, это не принято, но я так люблю играть. Вы не возражаете? – Судя по ее тону, лучше было бы не возражать.
Он пожал плечами.
– Разумеется, моя госпожа.
Да и как он мог отказать подруге Севастократора?.. Она выиграла дважды, на третий раз проиграла все, сердито бросила кости и выругалась а необычайной для женщины легкостью. Игроки ухмыльнулись. Кто‑то нашел еще пару костяшек, и с этого момента она была безоговорочно принята в компанию игроков.
Имея при себе немало денег, и постоянно повышая ставки, Туризин мог легко вытеснить остальных игроков. Памятуя о том, как он поставил сто золотых в споре с Варданесом Сфранцезом, Марк знал, что Севастократор был не прочь играть очень крупно. Но имея дело с людьми, ограниченными в средствах, он довольствовался тем же, что и они – тут рискнуть золотым; там горстью серебра. Он проигрывал с таким серьезным видом, как будто игра шла по меньшей мере на целые провинции. Все, что делал Туризин, он делал умело. Он был хитрым игроком, и вскоре хорошая кучка золотых выросла перед ним.
– Ты что, приставляешь им меч к горлу, или они нарочно проигрывают тебе? – спросил кто‑то.
Марк удивился, увидев нависшего над Севастократором Маврикиоса Гавраса. Император был одет так же просто, как и его брат, и сопровождали его только двое телохранителей‑халога.
– Ты никогда не научишься ценить опыт, – возразил Туризин и радостно ухмыльнулся, выиграв еще одну ставку: его соперник намдалени выбросил «демонов».
– Подвинься и дай своему старшему брату показать тебе, как это делается. Я слушал своих счетоводов и сборщиков налогов весь день и сыт по горло их замечаниями. «Прощу прощения, Ваше Величество, но в настоящее время я не могу порекомендовать вам этого». Ба! Иногда я думаю, что дворцовые церемонии – это медленный яд, придуманный бюрократами для того, чтобы доводить императоров до смерти. – Он усмехнулся Марку. – Моя дочь говорит, что это не так, но я ей больше не верю.
Он пробормотал «спасибо, милая» и взял кружку вина из рук прислуживавшей девушки. Девушка чуть не споткнулась, когда увидела, кому она протягивает вино.
Маврикиос мог не доверять намдалени, когда дело касалось интересов Империи, но он совершенно не боялся оставаться среди них. |