Мать Джимбо, Марго Монэген, поразила Тима заявлением, что читала одну из его книг. Еще более она поразила его своей красотой. Ни грамма косметики не было на ее лице. Марго напоминала ему одновременно двух-трех знаменитых киноактрис и в то же время абсолютно не походила ни на одну из них. Она выглядела как кинозвезда, в дверь которой вы позвонили и застали ее врасплох в свободный от съемок день. Странное дело — ни один из присутствовавших в комнате мужчин не обращал на нее никакого внимания. Во всяком случае, они вели себя так, словно знали о каком-то ее скрытом уродстве и жалели ее.

Тим предполагал видеть на поминках не более трех-четырех соседей, отчасти — принимая во внимание тяжелый характер Филипа, и оттого, что на кладбище Саннисайд была горстка людей. Безжалостный солнечный свет падал на мужа, сына и деверя покойной; на «арендованного» священника; на Джимбо, Джеки и Марго; на Флоренс, Ширли и Мака — друзей Нэнси из газовой компании; на Лауру и Теда Шиллингтонов, соседей Андерхиллов справа, и Линду и Хэнка Тафтов, соседей слева. Священник ждал подхода родных и близких до последнего момента, когда ждать больше было уже нельзя. Мрачный кивок Филипа призвал наконец священника к действию, и беспомощные сентенции того о материнстве, внезапной смерти и надежде на спасение длились восемь бесконечных минут, за которыми последовала короткая молитва и опускание при помощи механизмов гроба в могилу. Филип, Марк и Тим, зачерпнув по горсти коричневой глинистой земли с края ямы, бросили ее на крышку гроба; секунду спустя то же проделал и Джимбо Монэген, подав пример остальным присутствовавшим.

По пути обратно на Сьюпериор-стрит Лаура Шиллингтон и Линда Тафт заскочили домой прихватить запеченного тунца, «джелло»[2] и салат маршмаллоу[3], «амброзию»[4] и кофейный торт — все, что приготовили сами. Флоренс, Ширли и Мак тоже приняли участие в приготовлении блюд и «кулэйдс»[5]. Их отбытие прошло незамеченным, поскольку к тому моменту собравшихся было уже человек тридцать. Интересно, подумал Тим, собиралось ли когда-либо под крышей дома Филипа столько народу? Обладал опытом гостеприимства Филип либо нет, но сейчас он курсировал между группками людей, спокойно и мягко разговаривая со своими соседями и другими гостями. Пришли Рощенко, пара молодых учителей начальной школы в неуместных здесь спортивных рубашках с короткими рукавами и брюках хаки, а следом за ними — и мрачный пожилой господин в клетчатой рубашке. Он представил себя Тиму как «Омар Хилльярд, проклятие этого квартала», а потом изредка выбирался из угла, откуда зорко наблюдал за происходящим.

Пришли четверо из школы Джона Куинси Адамса. Как только появились коллеги, Филип посвятил им большую часть времени — маленькая компания педагогов устроилась в дальнем конце гостиной, но на легко преодолеваемом расстоянии от стола.

Тима представили Линде и Хэнку, Лауре и Тэду, Монэгенам и нескольким другим соседям, имена которых он не запомнил Когда Филип попытался еще раз представить его Омару Хилльярду, старик поднял руки и забился еще дальше в свой угол «Проклятие квартала», — прошептал Филип. В гостиной Тим обменялся рукопожатиями с коллегами Филипа — Фредом, Таппером и Чаком (адвокат руководства, секретарь школы и секретарь администрации школы), а также с мистером Бэттли, директором — человеком, сидевшим чуть в сторонке от других по причине своего высокого служебного положения. Было заметно, что в этой группе Филип чувствует себя комфортно, несмотря на его очевидную озабоченность удобством для мистера Бэттли. Как и Филип, его начальник был одет в чуть великоватый костюм, белую рубашку и галстук с зажимом Мистер Бэттли носил такие же очки без оправы, что и Филип.