— Я был у Джимбо, мы телик смотрели.

Лежавшая на диване мать села и спросила

— Весь вечер был у него?

— Почти, — ответил он. — Мы ходили ненадолго к фонтану.

— Мне очень не нравится толпа у фонтана, — проворчал Филип. — От нее только и жди беды.

Поднявшись наверх, Марк включил радио. Старая песня Принца полилась как ядовитый аромат. Марк расшнуровал мокасины и бросил их к шкафу. Затем стянул обе футболки и бросил их на пол, туда же последовали носки. Потом почистил зубы и более-менее помыл не вымытые раньше части тела, вернулся в свою комнату, на ходу подобрал с пола джинсы и засунул одежду в плетеную корзину с крышкой. За этими немудреными делами Марк вдруг вспомнил, что его окно выходит прямо на переулок, а значит, и на задний двор дома на той стороне переулка Он выронил одежду, подбежал к окну и высунулся по пояс во влажную ночь.

Свет из его окна и окна кухни, расположенной под его комнатой, бросал вытянутые бледные прямоугольники на пятнистый внутренний дворик. За прямоугольниками света можно было разглядеть лишь контуры и неясные намеки на контуры. Слабый отсвет лежал на досках поваленного забора, тянувшихся к едва обозначенному лунным светом переулку. За силуэтом восьмифутовой стены маячили густые темные кроны деревьев. Марк смутно припомнил, что огромные деревья поднимались за бетонной стеной. И тут вдруг разочарование, жгучее осознание потери полыхнуло в груди. Никогда не разглядеть ему из своего окна задний двор того дома. По крайней мере до октября, когда закончится листопад.

Сколько таких октябрей он...

...и ни разу  не пришло ему в голову взглянуть на..

Марк включил лампу над кроватью, выключил верхний свет и побрел назад к кровати, на ходу читая книгу, что несколько дней назад взял с полки на кухне, — никем из домашних еще не прочитанный экземпляр одного из дядиных романов с автографом автора «Филипу и Нэнси: кое-что для первых часов после полуночи. С любовью. Тим». Бравшийся за книги, мягко говоря, нечасто, Марк с большой неохотой решился «попробовать на вкус» творение дяди. Но вскоре он понял, что ему нравится «Расчлененный». Сюжет книги, пронизанный ужасом, увлекал, заставлял читать дальше, а судя по названиям улиц, действие происходило в Миллхэйвене. Через двадцать минут строчки поплыли и начали сливаться. Марк выключил свет и без усилий провалился в сон.

Как таксисту снятся шоферские будни, пекарю — буханки, так Марку снилось, что он стоит на тротуаре перед заброшенным домом, только теперь он уже не заброшен. Мужчины и женщины, некоторые с детьми, собирались на узеньком крыльце, входили и выходили через дверь. Когда бы Марк ни взглянул на окна фронтона, он видел гостей, посетителей, священников — людской поток лился через переполненную гостиную. Среди них также были полицейские, пожарные с топорами в костюмах с желтыми полосами, моряки с белыми гюйсами, курьер-водитель UPS, босс его отца, человек в гидрокостюме с аквалангом... и какие-то дети лет четырех, с которыми он ходил в детский сад, но с тех пор не встречался. Когда бы ни открывалась входная дверь, из дома неслась веселая музыка. Марк чувствовал непреодолимое желание подняться на крыльцо и присоединиться к празднику, но загадочное отвращение удерживало его. Он чувствовал недоверие, неловкость, неуместность своего присутствия здесь: в отличие от мистера Бэттли, который был не в счет, знакомыми ему здесь казались только малыши из детского сада.

Он уловил чей-то взгляд и ахнул: с крыльца ему подмигнула Гвинет Пэлтроу! А рядом с ней — не кто иной, как Мэтт Дэймон, ухмылявшийся как безумец, — махнув рукой, он крикнул Марку:

— Эй, Марк, давай к нам!

Там же, рядом с Мэттом Дэймоном, стоял — ну, точно — Винс Вон, а из-за его спины выглядывали... Уж не Стивен ли Спилберг под ручку с Дженнифер Лопес?

— Ты же из нашей компании, Марк, — пропела ему, улыбаясь, Гвинет.