|
Разномастные стулья, два из которых явно очень древние и наверняка бесценные, настоящий антиквариат. Антикварный же буфет позапрошлого века с гранеными разноцветными стеклышками и медными прутиками перекладин между ними, но, похоже, безнадежно утративший свою ценность — за долгую жизнь его красили и перекрашивали не раз и белой, и всякими другими красками. Ровесник ему — диван, покрытый полупротертым гобеленом неведомого возраста и происхождения. Еще один диванчик — на котором я сейчас сижу — куцый и низенький.
Два кресла: одно высокое, солидное, кожаное, с ушками и подлокотниками, другое — некогда бордовое или даже красное в клетку, разлаписто-бестолковое, шестидесятых годов прошлого столетия. Под ними — старинный небольшой и до сих пор еще мохнатенький ковер. Марк им очень гордится — он выткан монашками и был приданым его прабабушки, получавшей «образование» в том монастыре. Внушительные часы в резном корпусе — из того же приданого. И совсем уникальная вещь — клавикорды, но Марк даже не может сказать, кто и когда на них играл. Замечательный по строгой красоте камин, хотя им нельзя пользоваться — не действует дымоход. Над камином висят охотничьи ружья — тоже гордость Марка, и он знает историю каждого и историю каждого из их хозяев. Остальные стены густо увешаны картинами в рамах и без. А на каминной полке стоят разнообразные подсвечники — своего рода коллекция его матери — и керосиновая лампа. Именно эта лампа светила нам в первый день моего здесь появления.
Глава 7, которая опять полгода назад
Марк внес меня в дом на руках, небрежно толкнув ногой входную дверь. — Лола! Смотри, какая у нас гостья! В нос ударил характерный запах старого сыроватого дома, смешанный с ароматами какого-то пряного кушанья, и я вдруг поняла, что жутко хочу есть… Здесь было тепло, но еще темнее, чем на улице, где по-прежнему лило с мрачного неба. Из полумрака нам навстречу метнулась высокая тоненькая девушка, пожалуй, даже подросток. — Что за гостья?! — Очень возмущенный голосок. — Она ж вся в грязи! Кого ты приволок? Ты с ума сошел! Ой… боже… — Лола подошла ко мне совсем близко, и я уже вполне отчетливо видела хорошенькое юное личико и растерянные большие глаза. — Ой… Марк! Этого не может быть! Это ж сама… Ой! Нет!.. — Длинные пальчики с остатком облезлого маникюра на ногтях прижались к ее щекам. — Этого не может быть, Марк!.. — Может, может, Лола! Ты давай свет тут организуй! Свечи, что ли, зажги. И поищи эластичные бинты! Они точно должны быть! В аптечке! — Он уверенно нес меня куда-то; Лола торопливо семенила следом. — Ни в какой они не в аптечке, а в буфете! Я знаю, где они! А где ты ее взял? И почему она в грязи? Зачем бинты? — Ногу она вывихнула! Упала, не может ходить! И поищи, что ей надеть после ванны! — Он стал подниматься по лестнице. — Халат какой-нибудь потеплее, чтобы… — Халат — ерунда! Но с ванной проблема, Марк. Бак пустой. Надо греть тридцать минут! — С ума обалдела? Какие еще тридцать минут?! — Марк пихнул ногой какую-то дверь, и мы оказались вроде бы в спальне. Здесь было немного светлее. — А сколько, Марк? Ну, двадцать пять! Не меньше! — Подождите! — вмешалась я, выходя из оцепенения. Они замерли на месте и смотрели на меня так, будто секунду назад меня здесь вовсе не существовало. — Спасибо огромное за заботу, но, думаю, моей ноге сейчас полезнее лед, чем горячая ванна. А одежды у меня в машине полно. И если вам, Марк, будет не сложно… — Не сложно ему, не сложно! — перебила Лола. |
