А на стене надо мной висел какой-то древний календарь с Ельциным. Кто его сюда повесил? Рядом с ним была надпись большими буквами, но слова «Голосуй» ободрали, осталось только «…проиграешь».

В плохо освещённом гараже были и другие машины — «уазики», «шестёрки», и одна «Волга». Древность. А среди служебных тачек стояла вишнёвая «девятка» с разбитым лобовым стеклом, к которой и пошёл мужик в старой полицейской… нет, милицейской форме, держа в руках короткий шланг и канистру.

Рядом с машиной стояло ещё несколько человек, одетых так же, ещё один сидел внутри, на месте водителя. И откуда они раздобыли такую форму? Совсем старая же, такую уже много лет как не носят.

Из девятки донеслась музыка:

— Зайка моя, я твой зайчик…

— Переключи эту хрень, — потребовал кто-то.

Раздалось шипение, потом заиграла другая песня:

— Я тучи разведу руками…

Снова шипение, кто-то переключал радиоволну. В этот раз раздался голос диктора:

— … ради подписания мирного договора. Как заявил генерал Лебедь, хасавюртовские соглашения — это…

Это что, на радио вспоминают этот день в истории?

— Сергеич! — крикнул водитель в форме. — А чё это твой студент дрыхнет?

— Умотался он, почти сутки на ногах, — ответил высокий мужик, глядя на меня. Он стоял в тени, но его лица я не видел. — Вставай уже, Васильев. Пора.

Обращались явно ко мне. Странно, что раны я не чувствовал. Куда мне вообще попали? Я начал осторожно подниматься. Даже спина не болела, а я ведь каждый год мучаюсь с грыжей в пояснице. Наверное, воткнули столько обезболивающего, что я уже ничего не ощущал. Даже одышки нет.

— А чё ты вообще сам поехал, Сергеич? — водитель тем временем открыл крышку бензобака. — Тебе ваще таким заниматься не надо, пусть вон новенький один едет.

— Нет, так не пойдёт, — высокий вышел на свет. — Не нравится мне это дело. Надо самому ехать. Да и вот помрём мы все, опера старой закалки, кто молодняк-то тогда обучать будет? Натаскивать? Это тебе не баранку крутить.

Я увидел его лицо в маленьких очках и с сильно выраженными азиатскими чертами. Твою дивизию! Я узнал его… Это что, капитан Филиппов? У него мать якутка, да, поэтому его так и прозвали, Якутом.

Но… почему он жив? Его же убили на моих глазах… Но когда? В какой день? Столько лет ведь прошло. Стоп! Я что в прошлом? Неужели именно сегодня его убьют? Но если жив он, то значит, ещё жив отец… и остальные. От осознания этого сердце радостно забилось.

— Ну что, студент? — капитан подмигнул мне. — Поехали. Подстрахуешь меня, напарничек…

Глава 2

Это всё было как внезапный удар молотком по голове. А я знаю, о чём говорю, однажды довелось получить по башке на вызове.

Только что я, полковник Павел Алексеевич Васильев, начальник управления уголовного розыска УВД города Верхнереченска, схватил пулю из ПМ, а потом вдруг…

Я полез во внутренний карман потёртой китайской ветровки с вставками из кожзама и достал оттуда красную корочку, еще почти новую, в глянцевой накладной обложке, видимо, купленной в каком-нибудь ларьке. Раскрыл. Так, ну это точно не Советский Союз, потому что на обложке написано: МВД России. Я снова лейтенант Пашка Васильев из отдела уголовного розыска Верхнереченского ГОВД, работаю опером в отделении по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений против жизни и здоровья, в народе его прозвали — убойным. Сейчас вот сижу в прокуренной машине, которая куда-то несётся по разбитому асфальту. А за окнами проплывает Верхнереченск образца девяностых.

Хорошо, что Якут сказал, что я не спал сутки, никто не удивится, почему я так странно себя веду.