Я достал из сумки с ноутбуком, несколько скрепленных степлером листков, — Товарищ Сталин, вчера вы поручили капитану Искангалиеву составить сравнительный анализ износа дизеля В-2 и В-46-6. Вот, пожалуйста, — я протянул листки вождю, — тут все изложено.

Наскоро полистав рапорт, Сталин внимательно прочитал только последний лист с выводами и рекомендациями по повышению надежности. Хмыкнул, и посмотрел на меня, — Просто, коротко и понятно. Передайте товарищу Искангалиеву что мы обязательно прислушаемся к его мнению, — Сталин хитро прищурился, — Но почему он ни разу не упомянул ни Маркса с Энгельсом, ни товарища Ленина? — увидев недоумение на моем лице, он вздохнул, Знали бы вы, товарищ Бережной, как наши местные кадры, желая показать свою политическую грамотность, всюду к месту и не к месту вставляют основоположников марксизма-ленинизма. Иногда упоминаний о товарищах Марксе, Энгельсе, Ленине и Сталине столько, что в них теряется смысл документа. Хотя без идеологии все-таки никуда? А вы как считаете в своем XXI веке?

— Так, — подумал я, — Товарищ Сталин решил продолжить нашу беседу на идейно философские темы. Вслух же сказал, — Без идеологии, товарищ Сталин, никуда. Если отбросить мишуру, то идеология говорит нам, что есть добро, и что есть зло, и как человек должен поступать в каждом конкретном случае.

— Товарищ Бережной, — Сталин взял в руки трубку, — я читал, что у вас там вообще запретили идеологию. — Это так?

Я улыбнулся, — Отсутствие идеологии, тоже идеология. Идеология потребительства для большинства, и обмана, грабежа, беспардонной наживы для избранного меньшинства. Причем, меньшинство обманывает и грабит это большинство. Я думаю, вам эта картина должна быть знакома по трудам тех же классиков.

— Первоначальное накопление капитала, — кивнул Сталин, — действительно знакомо. Но, скажите мне, почему наш народ так легко отказался от социализма, и решил снова вернуться в капитализм? Ведь налицо явный регресс, причем, во всех отношениях.

— Товарищ Сталин, во-первых, у большей части народа никто ничего и не спрашивал. Как и в феврале семнадцатого, все решила столица. Во-вторых, людей убедили, что вступая из развитого социализма в недоразвитый капитализм, они сохранят все социалистические завоевания. Кончилось все махровым социал-дарвинизмом. Но, мне кажется, товарищ Сталин, начинать надо не с последствий, а с причин.

— И в чем же по вашему причины, товарищ Бережной? — прищурившись спросил Сталин, — Ведь идея социальной справедливости, лежащая в основе советского строя, это, как говорится, вещь на все времена.

— Первая причина, товарищ Сталин, заключается в том, что внутри бесклассового советского общества, вырос новый класс, класс чиновников и партийных бонз. Которые выступали за социальную справедливость, а в свободное от борьбы за идеалы коммунизма время гребли под себя то, до чего могли дотянуться. Чем хуже работала советская экономика, тем большее влияние приобретали эти люди. Потом количество, в соответствии с теорией, перешло в качество, и мы получили на руки класс паразитов, которые стали позиционировать себя, как некую "элиту общества". Из обычных спекулянтов и казнокрадов выросла прослойка мелких и средних буржуа.

Но это, товарищ Сталин, было только началом. Мелкая буржуазия, если она взята в жесткие государственные рамки — это даже полезное социальное явление. Ибо государство не может заниматься каждой парикмахерской и каждым газетным или табачным ларьком.

Хуже всего было то, что внутри комсомольских, партийных и советских органов зародилась буржуазия крупная. Поскольку известный вам персонаж "Х" в нашей истории вывел руководящие структуры из-под надзора органов госбезопасности, то болезнь эта развивалась быстро и распространялась со скоростью эпидемии.