Хозяин, бывало, определял некоторых из них в помощники к Михаилу, но Бурят, как правило, отказывался, предпочитая работать в одиночку. Может, поэтому и тот случай не вызвал в его памяти ничего, кроме злорадства. Крутые они! Вот и уделались, как последние сопляки…

А гость присел на край шконки, оглядел убогое и тесное помещение, покивал задумчиво, будто убедился именно в том, в чем был уверен заранее, и сказал:

— Ну вот и снова довелось встретиться, Михаил Санжиевич.

Бурят, сидевший у стола, равнодушно пожал плечами, словно ему было все равно.

— Вы догадываетесь, зачем я пришел?

— Не знаю и знать не хочу. А мы и незнакомы.

— Ну да, ручки не жали. Но в этом и нужды не было. Да и не будет. Дело Ващенко, скажу вам сразу, меня не интересует. Там все предельно ясно. Есть свидетельские показания, всякие сомнения развеяла экспертиза. Зря вы мужика убрали, ориентировку-то на вас прислали из Екатеринбурга, где вас отлично и давно знают и помнят, Михаил Санжиевич, Еще по тем временам, когда вы блистали на татами… А ведь недавно было, а?

Вам ведь всего тридцать три? Как Христу;.. А уже три ходки… И последнее дело… — Турецкий как бы принужденно вздохнул. — А у нас отменили смертную казнь, хотя черт его знает, куда время повернет… Но пожизненное вы себе обеспечили.

— Красиво лепишь, следак! — заметно пересилив себя, хмыкнул Бурят. — Да только нам — без разницы. Адвоката зови, да не любого, а на кого я пальцем покажу. Иначе слова от меня не дождетесь.

— А зачем мне ваши слова, вы подумали, Балданов? Мне ваши чистосердечные раскаянья не нужны. Во-первых, у вас на то духа не хватит, а во-вторых, Белкин, на которого вы, вероятно, рассчитываете, пошлет вас подальше. Гонорары ваши ему не нужны, у него, сами знаете, другой клиент, покруче. А потом, я разговаривал недавно с ним — ни боже мой! — Турецкий непринужденно рассмеялся. — Да ему и Кол ян запретит так-то уж откровенно светиться.

Вот такой легкий вроде, даже непринужденный, но чувствительный укол попал в цель. Заметил Александр Борисович, как напрягся Бурят, взгляд в стол упер.

— Видите ли, Михаил Санжиевич, я подозреваю, что никто с вами никаких отношений больше иметь не захочет. Дело-то ясное. Но несколько вопросов, если позволите, у меня к вам имеются. Честное слово, из чистого интереса. Могу?

— Валяй, — несколько отрешенно отреагировал Бурят, — если тебе не спится спокойно…

— Да у меня-то сон нормальный… Вот скажите — не для протокола, а просто самому хотелось бы знать, из чисто спортивного интереса… Вы заряд-то успели рвануть — там, возле козырька? Или это «пушка» сработала? Объясню вопрос, — заторопился Турецкий, заметив, как Бурят вмиг напрягся. — Эксперты, которых я вызвал из Москвы, все, что нам требуется для обвинительного заключения, уже выяснили. Но вот имеется там одна совсем незначительная деталь. Которая может все повернуть на сто восемьдесят градусов. Я не буду вдаваться в тонкости криминалистики, физических проявлений некоторых законов баллистики, но ведь по логике вещей, если произошло так называемое наложение ударных волн, вы понимаете?..

Бурят напряженно молчал. И Турецкий видел, что самое главное сейчас не подставиться нечаянно, а продолжать уверенно, как говорят уголовники, «лепить горбатого».

— То есть при подобном наложении основной, первоначальный, эффект волны, с одной стороны, как бы гасится, да?.. Но с другой — усиливается эффект наложения вторичного, так сказать, удара.