Вина становится все больше и больше, мне почти не осталось кислорода. Последние мгновенья перед гибелью… Что это? Я умею дышать под водой? Я могу дышать в этой винной массе! Теперь главное осторожно переползти по дну, словно краб. Тихо-тихо. Пусть они думают, что я лежу там, где они меня оставили. А я тем временем спрячусь в безопасном месте. Ой, какое неровное дно! Я, кажется, отбила себе бок. Зато теперь мне есть, где укрыться. Как же холодно здесь, на дне. Теперь замереть и не дрожать. И чтобы зубы не стучали. Иначе именно по стуку они и вычислят меня. Я знаю, у них глубоководные локаторы, они услышат даже биение моего сердца.

Но как тогда меня найдет Лешка? Он плещется в Сочи, а я здесь, в этом кроваво-красном винном море. Он ведь даже не поймет, что я попала в беду! Но как дать ему об этом знать?

Я принимаю решение. Я знаю, что это смертельно опасно, все равно что играть в русскую рулетку: либо пан, либо пропал. Но я отбиваю морзянкой SOS. Я не знаю морзянку, единственное, что я когда-то запомнила, это именно сигнал SOS. Три коротких стука, три длинных, три коротких. И снова: три коротких, три длинных, три коротких. Всем, кто меня слышит! May day, May day !…

* * *

— Мне показалось, или она зашевелилась? — спросил Семен.

— Если показалось, так пойди и проверь, — отозвалась Наталья, только что закончившая шмонать последний книжный стеллаж. Настенные часы с маятником показывали второй час ночи.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — заметил Семен и отправился в спальню.

Наталья тяжело посмотрела ему вслед. Заставил такую груду книжищ перелопатить, и все впустую. Ни слова, ни намека, где проклятущая девка может хранить эти документы. А без них нечего и думать о продаже квартиры. Пока все восстановишь, все конторы обойдешь, да низко в пояс поклонишься, любые карманы опустеют. А они люди небогатые. Значит, надо продолжать искать. Но где?

— Твою мать! — раздался из спальни недовольный голос Семена. — Иди, посмотри, что она здесь наворотила!

Наталья вздохнула и встала.

В спальне ей в нос ударил резкий запах, который невозможно было ни с чем перепутать.

— Вот блеванула, так блеванула! — не то с осуждением, не то с непонятным восхищением отозвался Семен. — Весь желудок наизнанку вывернула! Да еще какая чистоплюйка, все на пол сделала, на кровати — ни пятнышка.

— А где она сама? — удивленно спросила Наталья, зажимая нос рукой.

— Да вон, с другой стороны под кровать забилась. И дрыхнет себе, как ни в чем не бывало. Дрожит только и по полу ручонкой стучит.

— И что мы будем с ней делать?

— Как что? Ты сейчас берешь тряпочку и аккуратно тут все затираешь, словно и не было ничего. А я кладу ее обратно на кровать. Похоже, ты была права: с дозой я слегка переборщил. Но кто ж знал, что она до последнего будет из себя Жанну Д’арку изображать? Жанна Дурка!

Наталья поморщилась, но послушно отправилась исполнять поручение мужа. Ну почему ей всегда достается самая грязная работа? Надо бы хоть окно открыть, чтобы запах поскорее выветрился, а то как бы и ей случайно с ужином не расстаться от такой вони.

Перерыв всю ванную, она, наконец, нашла тряпку и небольшое пластиковое ведро. Поставила его в раковину, пустила воду. А сама посмотрела на свое отражение в огромном, до самого потолка зеркале. Боже ж ты мой! Приложил, так приложил! Во всю скулу синяк наливается. Ну, не сволочь ли? И чего она в Бориске нашла? Жила бы, как жила, горя не знала.