— Да, я слышала об этом. — Марджи тяжело вздохнула и покачала головой. — Ты, наверное, настрадалась с ним.

— Теперь все это в прошлом. — Робина посмотрела на Хауэлла, и тот кивнул. Повернувшись опять к Марджи, она продолжила: — Среди его многочисленных неприятных качеств была тяга к порнографии, и он ставил знак равенства между сексом и силой.

— Это не мужчина, а какое-то ничтожество! — ужаснулась Марджи.

— Ну вот… Когда маме на глаза попалось сексуальное нижнее белье, выставленное в твоей витрине, она просто запаниковала. В ее мозгу любое изображение сексуальности, в том числе тонкие намеки на интимную близость, которые можно углядеть в этом кружевном белье, ассоциируется с поведением моего бывшего мужа. Да еще мой сын заинтересовался этим бельем. Она до смерти перепугалась, что мальчик может пойти в отца…

— Поразительно, — сказала Марджи. — Выходит, на самом деле во всем виноват этот слабоумный человек, твой бывший муж. Понимаю. И мне ясно теперь, что Джорджин стала психологической жертвой его поведения. Отсюда — ее поступок.

— Да, верно. И мама в глубине души тоже осознает это. Но в ту ночь… в ту ночь ее сознание вышло из-под контроля. А теперь она понимает… теперь она сгорает от стыда…

— Бедняжка Джорджин. — Марджи тяжело вздохнула. — Ее, должно быть, действительно потрясло все случившееся. Но пусть она не переживает. Моя страховка покрыла все издержки. И, пожалуйста, передай ей, — она задержала на Робине понимающий взгляд, — что я никоим образом не намерена предъявлять ей какие-либо претензии. Если нужно, я готова заверить ее в этом лично, чтобы у нее развеялись все страхи и опасения.

Робина взглянула на Хауэлла. Для большей уверенности. И, как заметила Марджи, с любовью. Хауэлл нежно пожал ее руку и, наклонившись к сестре, тихо сказал:

— Дело в том, Марджи, что Джорджин сегодня намеревалась отправиться к Нику. Час назад она сказала нам, что должна исповедаться перед властями.

— Что? — Марджи вскочила со стула. — Она может говорить с кем угодно, только не с Ником! Он никогда ее не поймет!

Марджи стремительно выскочила на улицу, запрыгнула в свою машину и, игнорируя ограничения в скорости, помчалась в город. Четверть часа спустя она нажала на тормоза и резко остановилась перед домом Гая Уоллеса и Джин Кокберн. Буквально через пару секунд мимо нее в противоположном направлении на сброшенной скорости проехал старый «виллис». За рулем сидела Джорджин.

Захлопнув дверцу автомобиля и бросив ключи в сумочку, Марджи быстрым шагом дошла до гаража, взбежала по лестнице до квартиры Ника и постучала в дверь.

Дверь открыл Ник. Он стоял перед ней босой, в голубых джинсах и, по всему было видно, совсем не рвался в полицейский участок.

— Я только что видела, как от твоего дома отъехала Джорджин… — Марджи чувствовала, как подскочил ее пульс. — Она говорила с тобой о моей витрине?

Он кивнул, слегка отступил в сторону, сделал приглашающий жест рукой и сказал:

— Входи, пожалуйста.

Марджи вошла и стала ходить по комнате кругами, рассматривая все подряд; потом остановилась перед ним и произнесла:

— Ник, ведь ты не арестуешь эту старушку, не так ли? Она просто пыталась защитить свою дочь, избрав для этого совсем не тот путь. Бедняжка запуталась. И все-таки…

— Я сказал Джорджин, — прервал ее Ник, — что если ей действительно не безразлична проблема жестокого обращения мужей с женами, она могла бы поработать вместе со мной в Специальной полицейской комиссии по расследованию конкретных дел.