— Нормально, — ответила я.

Уитни проскочила мимо, даже не поздоровавшись, и скрылась наверху. Была среда, значит, сестра ходила к психиатру. После чего у нее всегда портилось настроение. Честно говоря, я считала, что после психиатра оно должно становиться лучше, но, видимо, не все так просто. Хотя с Уитни в принципе просто не бывает.

— Линди оставила тебе сообщение, — сказала я маме.

— Что сказала?

— Из «Мушки» так и не звонили.

На секунду мама взглянула на меня расстроенно, но быстро взяла себя в руки:

— Наверняка еще позвонят.

Она подошла к раковине, включила воду, намазала руки жидким мылом и посмотрела в окно на бассейн. При дневном свете мама выглядела устало. Ей среда тоже давалась нелегко.

— Еще звонила Кирстен. Оставила длиннющее сообщение.

Мама улыбнулась:

— Да ну?

— Если по сути, то ей нравится учиться.

— Здорово. — Мама вытерла руки полотенцем для посуды. Затем положила его у раковины и села рядом со мной. — Расскажи теперь про себя. Что хорошего произошло сегодня?

Хорошего… Так. Софи обзывается, Кларк меня до сих пор ненавидит, а я целыми днями разглядываю Оуэна Армстронга. Похоже, ничего хорошего со мной не происходит. Пауза затянулась, а я в ужасе пыталась придумать, о чем же рассказать. Хотелось порадовать маму, а то она и так переживала из-за «Мушки», Уитни, да и вообще из-за всего. Мама ждала.

— Мы на физкультуру ходим с одним симпатичным парнем, — наконец сказала я. — И вот он сегодня со мной заговорил.

— Правда? — Мама улыбнулась. Я молодец! — Как его зовут?

— Питер Матчинский. Он в выпускном классе.

И я не соврала. Со мной на физкультуру действительно ходил Питер Матчинский, симпатяга из выпускного класса. И в тот день он правда со мной заговорил: спросил, что тренер Эрленбах сказал только что о зачете по плаванию. Обычно я ничего не преувеличивала, но в последние несколько месяцев иногда приходилось, ради мамы. Она так радовалась! Не представляю, что б с ней стало, узнай она правду.

— Симпатичный выпускник. — Мама снова села. — Хорошо. Что еще?

И я принялась рассказывать. Что-то придумывала, что-то преувеличивала, чтоб только она думала, что у меня все хорошо. Что я живу обычной жизнью. А ведь на самом деле мне было чем поделиться с мамой. И как хотелось! Но тогда бы ей пришлось очень нелегко. А ведь она и так пережила немало: Уитни, Кирстен… Еще я со своими проблемами! Поэтому я и старалась порадовать маму, слово за слово, история за историей, хотя в них и не было ни грамма правды.

Обычно по утрам мы завтракали с мамой вдвоем. Папа присоединялся к нам, только если позже уезжал на работу, а Уитни старалась не вставать раньше одиннадцати. Но через две недели после начала учебы я вдруг обнаружила сестру за столом, одетую, умытую и с моими ключами от машины. Я поняла, что неспроста. И была права.

— Уитни довезет тебя до школы, — сказала мама. — А затем поедет в магазин, может, в кино сходит и заберет тебя после занятий. Хорошо?

Уитни смотрела на меня, плотно сжав губы.

— Да, конечно.

Мама улыбнулась и взглянула по очереди на меня и на сестру:

— Вот и замечательно. Значит, договорились.

Мама старалась говорить спокойным голосом, но видно было, что на душе у нее кошки скребут. С тех пор как Уитни выписали из больницы, она никуда не ходила одна. Мама водила ее по своим делам, постоянно давала поручения и пыталась хоть чем-нибудь занять. Уитни всячески отвоевывала свободу, но мама боялась, что сестра может опять начать провоцировать рвоту или пойдет в тренажерный зал.