Весь город жалел Тома, который притих и казался убитым горем. Отчасти он, конечно, играл роль, но было здесь и нечто другое. Нередко, лежа ночью с открытыми глазами, он видел перед собой своего мнимого дядю таким, каким видел его в ту роковую ночь; этот же образ преследовал его и во сне. Он не мог заставить себя войти в комнату, где произошла трагедия. Это еще больше подкупило боготворившую его миссис Прэтт, которая начала говорить, что она «впервые по-настоящему поняла», какой чувствительной и тонкой натурой обладает ее драгоценный племянник и как он обожал своего несчастного дядюшку.
Глава XX
Убийца посмеивается
Даже самые ясные и несомненные косвенные улики могут в конце концов оказаться ошибочными, поэтому пользоваться ими следует с величайшей осторожностью. В качестве примера возьмите любой карандаш, очиненный любой женщиной: если вы спросите свидетелей, они скажут, что она это делала ножом, но если вы вздумаете судить по карандашу, то скажете, что она обгрызала его зубами.
Однообразно потянулись недели; никто из друзей не посещал заточенных в тюрьму близнецов, кроме их адвоката да еще Пэтси Купер; но вот настал наконец день суда — самый мрачный день в жизни Вильсона, ибо, несмотря на все его неутомимые старания найти следы исчезнувшего соучастника, тот как в воду канул. Словом «соучастник» Вильсон давно уже стал называть некое неизвестное лицо, хотя далеко не был убежден в правильности этого термина. Все-таки, если он был их соучастником, почему же тогда близнецы не последовали его примеру и не бежали, как он, а остались возле трупа убитого, чтобы быть схваченными на месте?
Разумеется, зал суда был битком набит, и следовало предполагать, что так и будет до конца процесса, ибо не только в городе, но и на много миль вокруг все только о нем и говорили. Миссис Прэтт в глубоком трауре и Том с черным крепом на шляпе занимали места рядом с Пемброком Говардом, который выступал в роли прокурора, а позади разместились бесчисленные друзья их семьи. На стороне же близнецов оставался только один-единственный человек — их участливая, сострадательная старушка хозяйка. Она сидела возле Вильсона и казалась воплощением доброжелательства, чем немало его подбадривала. В «негритянском углу» можно было видеть Чемберса и Рокси — она была в хорошем платье, и в кармане у нее лежал документ о выкупе. Это было ее самое главное богатство, с которым она не расставалась ни днем, ни ночью. Вступив во владение наследством, Том назначил ей ежемесячную пенсию в тридцать пять долларов, причем не мог удержаться, чтоб не заметить вслух: «Спасибо близнецам, что они сделали нас с вами богатыми!» Но Рокси так возмутилась, услышав подобные речи, что Том уже больше их не повторял. Подумать только, негодовала Рокси, покойный судья обращался с ее ребенком в тысячу раз лучше, чем тот заслуживал, и сама она никогда не слышала от него дурного слова! Да она готова растерзать этих злодеев чужеземцев — такого человека убили! И она не успокоится, пока не увидит их на виселице! Она будет здесь, в суде, до самого конца и, как только прочитают решение, во всю глотку закричит «ура!», — пускай ее в тюрьму сажают за такое поведение хоть на целый год! Она тряхнула головой, повязанной платком, и прибавила:
— Когда их приговорят, я подскочу до потолка от радости!
Пемброк Говард произнес довольно краткую обвинительную речь. Он заявил, что собирается доказать при помощи цепи косвенных улик, ни одно звено которой не нарушено, что обвиняемый совершил это убийство, и совершил его отчасти из мести, а отчасти из желания обезопасить собственную жизнь, и что его брат, присутствуя при этом, стал соучастником наиболее подлого из всех известных человечеству злодеяний — убийства; что только самая черная душа могла замыслить и только самая трусливая рука — осуществить это злодеяние; что убийца разбил сердце преданной сестры, отнял счастье у юного племянника, которого покойный любил, как родного сына, и поверг город в скорбь и печаль. |