Он не сомневался, что искать их уже перестали. Они блуждали по лауну почти месяц, никто в Поселках даже предположить не мог, что люди смогут продержаться в джунглях столько времени. Конечно, их уже наверняка числили среди погибших, а это, в свою очередь, означало, что надеяться они теперь могли лишь на себя.

Робинзону Крузо было немного легче. Пусть даже корабль к его острову мог пристать только чудом, он жил в нормальных условиях. Если посчитать, сколько в то время в Европе было кораблей, а затем просчитать возможность того, что один из этих кораблей сможет найти остров, на котором Робинзон обосновался, а тем более захочет к нему причалить, то само спасение Крузо можно было смело считать обыкновенным чудом. Так вот, если прикинуть территорию Района, а также маршруты научно-исследовательских групп на ней, вероятность, что одна из таких групп на них наткнется, была примерно в миллион раз меньше.

Думать об этом было тяжело, делиться своими мыслями с Симоновым Дронов не хотел. Впрочем, Симонов был отнюдь не глупым человеком, Дмитрий был уверен, что подобные расчеты тот уже давно провел, только делиться с ним не желал по тем же самым причинам.

Пока Симонов лежал, они довольно много разговаривали. Дмитрий немало узнал о товарище по несчастью. Отшельничество располагает к откровениям, он сам порой в разговоре вспоминал свое прошлое.

Симонов до Района работал скромным научным сотрудником Всесоюзного института географии и картографии АН СССР. В середине девяностых, когда политические лидеры начали энергично делить всесоюзный пирог, само понятие картографии как науки стало довольно расплывчатым и двусмысленным, хотя с точки зрения географа жить стало намного интереснее, новые независимые государства плодились, как грибы в лесу. А жить картографу стало значительно труднее, в их услугах на этом этапе никто не нуждался, само понятие границ хотя и существовало, было весьма и весьма расплывчатым. Денег не было, зарплату сотрудники института не видели уже полгода, и Симонов поехал на Север, чтобы попытать счастье в старательской артели, моющей золото на студеной реке Колыме. Там он волею судьбы поссорился с ингушами, которые контролировали подпольную добычу золота, проделал тысячекилометровый марш по тайге, спасаясь от преследований мстительных кавказцев, принял бой, в ходе которого из карабина подстрелил троих ингушей, был арестован и осужден. Хотя суд и признал, что имела место самооборона, но посчитал, что пределы самообороны Симонов нарушил, и он получил пять лет лагерей, благо везти его далеко не пришлось, чего-чего, а лагерей на Колыме было еще вполне достаточно. В лагере Симонов вел себя независимо, дважды был крепко бит, но постепенно завоевал уважение заключенных, особенно когда осужденные узнали, за что он сидит. Кавказцев здесь не любили, а человек, сумевший дать им отпор, автоматически становился авторитетным. Здесь его и приметил майор Кувшинников, который после освобождения предложил Симонову работу по специальности в Районе, да еще за очень хорошую зарплату. Дома Симонова никто не ждал, жена подала на развод уже на второй год его отсидки, да и возможную месть ингушей не следовало сбрасывать со счетов, к тому же работа была по специальности, и Симонов согласился. Согласился и никогда не жалел об этом. В Районе он почувствовал себя своим. У него была стоящая работа, о которой он мечтал в детстве, читая Ливингстона и Фосетта, его окружали друзья, которых в прежней жизни ему не хватало, и даже личная жизнь у него постепенно наладилась, последний год он состоял в гражданском браке с женщиной, которую искренне полюбил.