Но тебе, похоже, снилось что-то страшное? Во всяком случае, звучало очень неприятно.
– Да-а… Впрочем, пожалуй, сон был просто глупый. А который час?
Ее наручные часы вспыхнули золотистым светом.
– Двадцать пять пятого.
Значит, большая часть ночи прошла. Стоит ли пытаться снова уснуть?
Густой, громкий, как рев зверей в зоопарке, храп спящих парней доносился, казалось, отовсюду, становясь то громче, то тише.
Меня вдруг охватил приступ тоски по дому, по моей комнате, но я тут же заставила свою тоску заткнуться. Помни о пощечине!
– А знаешь, Холли, – прошелестел шепот Гвин в черных простынях тьмы, – там ведь будет гораздо труднее, чем ты думаешь.
Какие странные слова, в какое странное время они сказаны!
– Если все они могут это делать, – сказала я, имея в виду студентов, – то и я, черт побери, наверняка смогу!
– Я не сбор клубники имею в виду. А твою историю с бегством из дома.
Быстро все отрицай!
– А с чего ты взяла, что я сбежала из дома?
Но Гвин на мои слова даже внимания не обратила – так вратарь не обращает внимания на мяч, пролетевший в миле от его ворот.
– Если только ты на сто процентов – на сто процентов, понимаешь? – уверена, что возвращение назад сделает тебя… – Она, похоже, вздохнула, – …несчастной, тогда возвращаться назад не надо. Но если дела обстоят иначе, я тебе советую: возвращайся. Лето кончится, и деньги твои тоже подойдут к концу, а мистер Ричард Гир не примчится к тебе на своем «Харли-Дэвидсон» и не предложит: «Запрыгивай, детка!», и ты будешь сражаться за местечко у мусорных баков на задах «Макдоналдса» после его закрытия, и ты действительно, что бы там Гэбриел Харти ни говорил, будешь мечтать об этом сарае на ферме «Черный вяз», как о пятизвездном отеле. В общем, ты как бы составляешь список, озаглавленный: «Всё то, что я никогда в жизни не пропущу», и сам этот список остается прежним, но вот его название вскоре будет совсем другим: «Всё то, что мне пришлось сделать, чтобы выпутаться».
Я очень старалась, чтобы мой голос звучал спокойно:
– Я ниоткуда не сбегала.
– Тогда почему назвалась не своим именем?
– Меня действительно зовут Холли Ротманз.
– А меня Гвин Аквафреш. Нравится тебе вкус зубной пасты?
– Аквафреш – это не фамилия. А Ротманз – фамилия.
– В общем, верно, но я готова спорить на пачку «Бенсон энд Хеджес», что это вовсе не твоя фамилия. Не пойми меня неправильно, назваться не своим именем – ход очень даже неглупый. Я, например, в первые месяцы своей «вольной жизни» то и дело меняла фамилию и имя. Но я хочу, чтобы ты поняла: если положить на весы все те неприятности, что ждут тебя впереди, и те неприятности, из-за которых ты сбежала из дома, то первые перевесят вторые раз в двадцать.
Просто ужасно, что она так легко прочла все мои мысли, словно видит меня насквозь!
– Ладно, сейчас еще рано размышлять о дне Страшного суда, – проворчала я. – Спокойной ночи!
Снаружи как раз запела первая утренняя птица.
Собирать клубнику – занятие, конечно, весьма нудное и утомительное, зато здорово успокаивает. Это вам не суета в баре. А еще очень приятно было провести день на свежем воздухе, в мирной обстановке – птички, овечки, рев трактора вдали, веселая болтовня студентов, хотя она-то через некоторое время почти смолкла. Каждому из нас выдали по картонному ящику, в который помещалось двадцать пять плетеных корзиночек; нужно было наполнить каждую корзинку зрелыми или почти зрелыми ягодами. |