Антон Чехов. Протекция
По Невскому шел маленький, сморщенный старичок с орденом на шее. За ним вприпрыжку следовал маленький молодой человек с кокардой и лиловым носиком. Старичок был нахмурен и сосредоточен, молодой человек озабоченно мигал глазками и, казалось, собирался плакать. Оба шли к Евлампию Степановичу. - Я не виноват, дяденька! - говорил молодой человек, едва поспевая за старичком. - Меня понапрасну уволили. Дряньковский больше меня пьет, однако же его не уволили! Он каждый день являлся в присутствие пьяным, а я не каждый день. Это такая несправедливость от его превосходительства, дяденька, что и выразить вам не могу! - Молчи... Свинья! - Гм... Ну, пущай я буду свинья, хоть у меня и самолюбие есть. Меня не за пьянство уволили, а за портрет. Подносили ему наши альбом с карточками. Все снимались, и я снимался, но моя карточка не сгодилась, дяденька. Глаза выпученные вышли и руки растопырены. Носа у меня никогда такого длинного не было, как на карточке вышло. Я и постыдился свою карточку в альбом вставлять. Ведь у его превосходительства дамы бывают, портреты рассматривают, а я не желаю себя перед дамами компрометировать. Моя наружность не красивая, но привлекательная, а на карточке какой-то шут вышел. Евлампий Степаныч и обиделись, что моей карточки нет. Подумали, что я из гордости или вольномыслия... А какое у меня вольномыслие? Я и в церковь хожу, и постное ем, и носа не задираю, как Дряньковский. Заступитесь, дяденька! Век буду бога молить! Лучше в гробу лежать, чем без места шляться. Старичок и его спутник повернули за угол, прошли еще три переулка и наконец дернули за звонок у двери Евлампия Степановича. - Ты здесь посиди, - сказал старичок, войдя с молодым человеком в приемную, - а я к нему пойду. Из-за тебя беспокойства одни только. Болван... Стань и стой тут... Дрянь... Старичок высморкался, поправил на шее орден и пошел в кабинет. Молодой человек остался в приемной. Сердце его застучало. "О чем они там говорят? - подумал он, холодея и переминаясь от тоски с ноги на ногу, когда из кабинета донеслось к нему бормотанье двух старческих голосов. - Слушает ли он дяденьку?" Не вынося известности, он подошел к двери и приложил к ней свое большое ухо. - Не могу-с! - услышал он голос Евлампия Степановича. - Верьте богу, не могу-с! Я вас уважаю, друг я вам. Прохор Михайлыч, на все для вас готов, но... не могу-с! И не просите! - Я согласен с вами, ваше превосходительство, это испорченный мальчишка. Не стану этого отрицать и скажу даже вам как другу и благодетелю, что мало того, что он пьяница. Это было еще ничего-с. Не негодяй! И уворует, ежели что плохо лежит, и подчистить мастер, и наябедничать готов... Такой паршивец, что и выразить вам не могу! Вы ему сегодня одолжение делаете, а завтра он донос на вас пишет. Сволочь человек... Мне его нисколько не жалко. Коли бы моя воля, я бы его давно к чертям на кулички... Но мне, ваше - ство, мать его жалко! Для матери только и прошу. Обокрал, подлец, мать, пропил все... Молодой человек отошел от двери и прошелся по приемной. Через пять минут он опять подошел к двери и приложил ухо. - Для старушечки сделайте, ваше-ство, - говорил дядя. - Она с тоски умирает, что ее подлец без дела ходит. - Ну, ладно, так и быть. Только с условием: чуть что малейшее, сейчас же вон! - Сейчас и выгоняйте, ежели что, подлеца этакого. Молодой человек отошел от двери и зашагал по приемной. - Молодец дядька! - прошептал он, в восторге потирая руки. Трогательно расписывает! Необразованный человек, а как все это умно у него выходит... Из кабинета показался дядя. - Тебя приняли, - сказал он угрюмо. - Дрянь... Пойдем. - Благодарю вас, дяденька! - вздохнул молодой человек, мигая глазами, полными благодарности, и целуя руку. - Без вашей протекции я давно бы пропал... Оба вышли на улицу и зашагали к себе домой. Старичок был нахмурен и сосредоточен, молодой человек сиял и был весел. |
