Весна для него была самым фиговым временем года. Зимой, конечно, холодно, но в подъездах под батареями отопления выжить можно. А объедки в мусорных баках в морозы долго не протухают. Во всяком случае, не сразу. Осенью похуже, зато много недогнивших овощей и фруктов, валяется. Летом вообще кайф — и тепло, и сады-огороды за городом полны всякой съедобной зелени, в лесу грибы-ягоды растут. А вот весной тяжко: и объедки тухнут быстро, и огороды еще не посажены, и в подъездах не топят. Так что сейчас, под весенним снежком, нагрянувшим ни с того ни с сего, жилось бомжу совсем тяжко. Хорошо вот, ножка куриная нашлась, и довольно свежая. Конечно, мечталось и о бутылке, но на нее еще заработать требовалось. А главное — , придумать, как это сделать. Вопрос был очень насущный и серьезный. Жизненный, можно сказать. Острая алкогольная недостаточность была снята рано утром оставленной с вечера опохмелкой, но пройдет еще часок-другой и она вернется.

Как ни пытался он растянуть удовольствие, куриная ножка все же весила не килограмм. Обглодал дочиста и бросил косточку очень кстати подбежавшей шавке. Тоже, видать, бездомной, старой, облезлой и с лишаем на боку. И зубов у нее, чтоб разгрызть эту костяшку, тоже было негусто.

Бомж встал, завернул плесневелые горбушки в пакет, на котором сидел, и собрался было топать туда, где снег за шиворот не падает. Но в это самое время во двор въехала «Газель» с крытым кузовом и остановилась рядом с мусорными баками. Из правой дверцы вылез крупный, красномордый мужик в кожанке и надвинутой на нос кепочке.

— Э, алкаш! — позвал он по-деловому. — Поди сюда! Первая мысль, которая мелькнула в пропитых мозгах бродяги — бежать! — сразу же резко угасла. Куда он побежит при своем ревматизме и дохлом моторчике? Догонят тут же. И уж тогда точно будут бить. А сейчас еще неизвестно, может, и не тронут. Но подходить к такому верзиле было страшновато. Махнет вполсилы — и последние зубы вышибет.

— Ну, чо встал? — немного повысив голос, произнес крутой. — Глухой, что ли? Поди сюда, не бойся, бить не буду.

Бомж подумал: бить его, в общем, не за что. Этого мордатого он первый раз видит, в карман к нему не лазил, дачу его не грабил, под окнами у него не ссал. Правда, в прошлом бывали случаи, когда граждане, обознавшись, принимали его за кого-то другого и начинали метелить. Оно и понятно, ведь бомжи для прочей публики почти как негры или китайцы — все на одно лицо.

Тем не менее раздражать мордоворота не хотелось, и бомж нерешительно приблизился.

— Заработать хошь? — спросил детина.

— Сколько?

— На пузырь хватит. Лезь в кузов!

Сказано было так, что бомж, не уточняя подробностей, кряхтя и скрипя суставами, перелез через низкий бортик и забрался под тент. Бугай уселся в кабину, где за рулем сидел еще один, такой же мощный. Бомж уселся на скамеечку почти рядом с задним стеклом и заметил, что мужик, обещавший пузырь, пока машина не тронулась с места, все поглядывал через окошечко — на месте ли пассажир, не выпрыгнет ли в последний момент. Но бомж прыгать не собирался. Бутылка уже грела ему душу, и он сейчас всецело сосредоточился на мечтах об этом предмете. Он прямо-таки грезил о ней, ждал встречи, выражаясь словами Пушкина, «как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой», и любил эту «злодейку с наклейкой» так, как, выражаясь словами Шекспира, «сорок тысяч братьев любить не могут».

Конечно, ни Пушкина, ни Шекспира бомж не цитировал даже внутренне. Хотя нельзя сказать, что он про таких писателей вовсе не слышал. Когда-то, в лучшие времена, него и квартира была, и телевизор, а потому он и «Маленькие трагедии» видел, и «Гамлета» со Смоктуновским.