И он всегда любил девочек помоложе, но эта «киса» совсем уж на грани уголовной статьи.

Он поспешно влез в машину и уехал, забрав с собой кису. На ее машине.

— Вика!

Именно сегодня из всего персонала на работе только она. Ванька после вчерашнего никакой, остальные тоже — «после вчерашнего», и Лидия Васильевна прогнала их, чтоб не позорили заведение. Что им скажет Юрка, хозяин мойки, Вике безразлично — она ни рук, ни ног не чует, помыв за пару часов десяток машин.

Вика сбросила резиновые сапоги и подставила ноги солнцу. Несмотря на то что обувь водонепроницаемая, вода попадает внутрь, и к обеду ноги словно в луже, которая плещется в сапогах. И нужно время от времени сушить и сапоги, и ступни.

— Вик, а ведь я его не сразу признала.

Вика молчит. Разговаривать об «этом» она не хочет принципиально. Она-то его сразу узнала, а вот он ее — нет, а значит, она изменилась настолько, что даже хорошо знакомый человек не признал. Впрочем, лица ее он не видел, голоса не слышал — а все ж.

— Я его, паразита, потом уж признала — наглость-то какова, на твоей машине малолетнюю стервь катает, бесстыжий мужик!

Вика молчит, греясь на солнце, и думает о том, что осенью она сможет уйти отсюда.

Вот только георгины пристроит.

Лето достигло своего пика.

Назаров торопился, а когда он торопился, то всегда нервничал.

Впереди были выходные, которые он планировал провести в свое удовольствие, а тут как на грех — задержка с передовицей, потом подвел художник, и рекламодатели вдруг заартачились, и пока Назаров все это разгребал, прошел день. Уже шестой час, и пора бы закругляться — ведь пятница же, и футбол сегодня, но дел еще полно.

— Здравствуй, Евгений Александрович.

Этот человек всегда ходит тихо, как индеец, — но на индейца был совсем не похож. Небольшого роста, поджарый и очень загорелый — явно загорал не здесь, и что его привело сюда, неизвестно. И лучше бы он не приходил, но очень сложно предложить не приходить в здание человеку, которому это здание принадлежит.

— Здравствуйте, Николай Андреевич.

Назаров вышел из-за стола и пожал протянутую руку, этикет соблюден. Гость сел в кресло для посетителей и огляделся.

— Смотрю, ты совсем освоился. Не жалеешь, что вернулся?

— Нет, жалеть не о чем. — Назаров пожал плечами. — Писать я могу где угодно, а вот жить мне удобнее здесь. По семейным обстоятельствам в том числе.

— Думаешь, твоя бывшая тебя здесь не достанет? — Гость захохотал. — Я вчера вернулся с Кипра, заехал в Париж, Ира хотела побродить по бутикам. На улице купил газету, на первой странице твоя благоверная, снова в центре внимания: устроила дебош в ресторане. В общем, жизнь ее, похоже, бьет ключом.

— Ага, и почему-то всегда по голове. — Назаров старался не злиться, ведь он дал себе слово не реагировать на упоминания о его неудачном браке. — Я здесь, потому что бабушка болеет и нужно быть рядом.

— Нанял бы кого-нибудь.

— Когда она растила меня, то никого не нанимала. — Назаров знал, что гость специально дразнит его, и сердился. — Бабушка для меня самый близкий человек, и у нее тоже, кроме меня, никого нет. А мое вдохновение не зависит от страны пребывания.

— Да, читал твою последнюю книгу. Чтиво это не по мне, но я хотел кое-что понять.

— И поняли?

— Понял, что безнадежно устарел. — Гость рассмеялся. — Ладно, все это присказка — а сказка будет впереди. Я чего к тебе пришел-то, Женя. Я знаю, что Виктория вышла.

Назаров меньше всего ожидал подобного разговора.