Как всегда, миз Гибсон медленно подошла к столу, стараясь не потревожить стопки толстых юридических книг и старых папок, выстроившихся у нее на пути. Она подала Уолли папку со словами:

— Мы оформляли завещание для мистера Марино.

— Спасибо. Каким имуществом он владел?

— Я не смотрела, — бросила она, уже направляясь назад.

Рошель исчезла, а Уолли открыл папку. Шесть лет назад мистер Марино работал аудитором штата Иллинойс и зарабатывал 70 000 долларов в год, жил со своей второй женой и двумя ее детьми-подростками и наслаждался тихим существованием в пригороде. Он как раз выплатил ипотечный кредит за их дом — единственный значительный актив. У них были общие банковские счета, пенсионные фонды и несколько задолженностей. Интерес представляла только коллекция из трехсот бейсбольных карт, которую мистер Марино оценивал в 90 000 долларов. На четвертой странице в папке красовалась ксерокопия карточки 1916 года с изображением Босого Джо Джексона в форме «Уайт сокс», и под ней Оскар написал «75 000 долларов». Оскар не увлекался спортом и никогда не упоминал Уолли об этой странной подробности. Мистер Марино подписал простое завещание, которое мог бы оставить сам совершенно бесплатно, но почему-то отдал «Финли энд Фигг» двести пятьдесят долларов за труды. Читая последнюю волю усопшего, Уолли понял: составляя завещание, мистер Марино преследовал единственную цель — чтобы коллекция бейсбольных карточек не попала в руки его пасынков. Мистер Марино оставил ее своему сыну, Лайлу. На пятой странице Оскар нацарапал: «Жена не знает про карточки».

Уолли оценил недвижимое имущество супругов приблизительно в 500 000 долларов, и при действующих процедурах утверждения завещания выходило, что юрист, который уладит последние дела мистера Марино, заработает около 5000 долларов. Если не разразится скандал из-за бейсбольных карточек, а Уолли, разумеется, на это надеялся, утверждение пройдет в невыносимо унылом обычном режиме и займет около восемнадцати месяцев. Но если наследники будут бороться, Уолли растянет его на три года и утроит свой гонорар. Он не любил работать над утверждением завещаний, однако это было намного лучше разводов и дел по опеке над детьми. Дела об утверждении всегда оплачивались по счетам, а иногда давали возможность заработать дополнительно.

То, что «Финли энд Фигг» подготовили завещание, не играло никакой роли в том, что касалось его утверждения. Любой юрист мог этим заняться, и из своего богатого опыта на туманной ниве привлечения клиентов Уолли знал, что тучи голодных юристов постоянно изучают некрологи и подсчитывают гонорары. Так что для него имело смысл потратить время и заглянуть к Честеру, чтобы предъявить права на оказание юридических услуг по завершению дел покойного. Разумеется, также стоило заехать в «Ван Изел энд санз» — одно из многих похоронных бюро на его участке.

До окончания срока, на который Уолли лишили водительских прав за вождение в пьяном виде, оставалось три месяца, но он продолжал садиться за руль. Однако, проявляя осторожность, держался поближе к дому и офису, где знал всех полицейских. Отправляясь в суд в центр города, Уолли садился на автобус или на поезд.