Разворачиваться на нее было неудобно, и Андрей решил выехать на шоссе задним ходом.
- Что за черт, задняя скорость не включается, - удивленно сказал он.
- У педали сцепления слишком маленький свободный ход, - почти машинально прокомментировал я. Краткость и непонятность его разговора насторожила. При таких сложных обстоятельствах, в которые мы попали, приходилось держать ухо востро. Однако, окончательно забеспокоиться и, тем более, запаниковать я не успел. Пульсирующая боль в руке, нарастающая с того момента, как только я начал самолечение, сделалась нестерпимой. Чтобы не застонать, пришлось прикусить губу. Я хотел уже убрать от раны ладонь, но в последний момент передумал, решил терпеть, сколько смогу.
- Это немецкая машина! - возмущенно сказал Андрей, демонстрируя непроходящее уважение русского человека к германскому качеству. - Такого просто быть не может!
Я промолчал. Открыть рот и не застонать было выше моих сил. Теперь, кроме ударов пульса в самой ране, плечо начало жечь и крутить. Впечатление было такое, что в руку воткнули кол и медленно в ней проворачивают.
- Чего будем делать? - спросил Андрей.
Он повернулся ко мне на заднее сиденье и смотрел прямо в лицо. Я с трудом взял себя в руки и, стараясь, чтобы голос не выдал, но, тем не менее, хрипло и натужно произнес:
- Поезжай вперед, где-нибудь развернемся.
В салоне было темно, моего лица ему было не рассмотреть, но лейтенант, вероятно, и без того понял, что со мной не все ладно, поэтому ничего не сказал, только неопределенно хмыкнул и двинулся в неизвестность.
То ли дорога была так хороша, то ли у машины мягкие амортизаторы, но я начал задремывать под убаюкивающую качку и шелест гравия под колесами. Боль начала притупляться и отступать. Теперь она только иногда при неловких движениях давала о себе знать.
- Долго еще ехать? - неожиданно громко спросил Андрей. - По-моему, ей конца никогда не будет!
Я еле выбрался из дремоты. Вопрос был или риторический, или попросту дурацкий, и я не стал на него отвечать. Об этой дороге я знал ровно столько же, сколько он, то есть ничего. Удивительно было, что грейдер все не кончался, хотя проехали мы уже километров десять.
- Ты уверен, что мы едем правильно? - опять завел волынку милиционер.
- Любая дорога куда-нибудь приведет, - ответил я, подавляя раздражение. - Дорог в никуда не бывает. Тем более таких хороших.
Спорить и ругаться не хотелось. После того, как отошла боль, у меня наступило блаженное, полупьяное состояние. Мышцы расслабились, и на небе вместе со звездами затеплились алмазы.
- Ой, мальчики, смотрите, а мы здесь уже были, - радостно закричала Ольга.
Андрей сбросил скорость и пригнулся к лобовому стеклу.
- Я ничего не вижу.
- Мы здесь были сегодня утром, я узнала вон ту кривую березу! Вон, вон, помните, здесь мы оставляли машину!
Теперь и я узнал местность. Андрей затормозил и начал рассматривать освещенный фарами лес.
- Действительно, место то же самое, - согласился он. - Выходит, мы опять попали…
- Попробуй включить заднюю скорость, - попросил я.
Машина послушно двинулась назад.
- Чудеса, - озабоченно произнес участковый, останавливаясь.
- Думаю, это не чудо, а что-нибудь похуже. Кому-то нужно было, чтобы мы оказались здесь в нужном месте и в нужное время, - сказал я буднично, без нажима. |